– В ОТЛИЧИЕ ОТ ТЕБЯ?
– Я хотя бы пытаюсь. Ну например… если я все время здесь была, кто сейчас спит в моей постели?
– Я ПОЛАГАЮ, ТЫ ПРОСТО ВЫШЛА ПРОГУЛЯТЬСЯ ПОД ЛУННЫМ СВЕТОМ.
– А. Тогда все в порядке.
Смерть откашлялся.
– Я ПОЛАГАЮ…
– Извини?
– Я ПОНИМАЮ, ЧТО ЭТО НЕЛЕПО, КОНЕЧНО…
– О чем ты?
– Я ПОЛАГАЮ, ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ РАЗОК ПОЦЕЛОВАТЬ СВОЕГО СТАРОГО ДЕДА?
Сьюзан уставилась на него.
Голубое свечение в глазах Смерти постепенно угасало, одновременно засасывая ее взгляд вглубь его глазниц, во тьму, которая находилась за ними… – и которая длилась и длилась – всегда. Для нее не существовало слов. Даже вечность – это человеческое понятие. Дать тьме имя – это значит дать ей протяженность; вероятно, весьма большую. Но эта тьма была тем, что останется после того, как вечность окончится. И в ней и жил Смерть. Совершенно один.
Она бросилась к нему, наклонила к себе его голову и поцеловала его в макушку. Она была цвета слоновой кости и гладкая, как бильярдный шар.
Она отвернулась и уставилась смутно виднеющиеся вокруг здания в попытке скрыть смущение.
– Я только надеюсь, что не забыла оставить окно открытым, когда уходила… – нет, она не о том. Она должна спросить, хотя уже и сама злится на себя за эти вопросы. – Слушай, а те… э-э-э… те люди, с которыми я встречалась… если я когда-нибудь их увижу…
Повернувшись, она обнаружила, что с ней никого нет – только пара отпечатков копыт истаивала на булыжниках.
Оказалось, что все окна закрыты. Она проскользнула в двери и нащупала во тьме первую ступеньку.
– Сьюзан!
Сьюзан поймала себя на том, что по привычке пытается раствориться. Она одернула себя. В этом нет нужды. В этом никогда больше не будет нужды.
В конце коридора, в круге света от лампы, маячила знакомая фигура.
– Да, мисс Буттс?
Директриса смотрела на нее так, как будто ожидала от нее какого-то определенного действия.
– С вами все в порядке, мисс Буттс?
Учительница собралась с мыслями.
– Ты знаешь, что уже заполночь? Как не стыдно! А ты не в своей постели! И это безусловно не школьная форма!
Сьюзан окинула себя взглядом. Да, за всем не уследишь. Она все еще была в черном с кружевами одеянии.
– Да, – сказала она, одарив мисс Буттс ослепительно дружелюбной улыбкой. – Точно.
– Ты же знаешь, что существуют школьные законы, – начала мисс Буттс, но уже как-то неуверенно.
Сьюзан похлопала ее по руке.
– Я всегда думала, что это скорее пожелания. А вы, Эулалия?
Рот мисс Буттс открылся и захлопнулся. И Сьюзан заметила, что она довольно маленькая. Она носила голову выско поднятой, ее голос был высок, она выражалась высоким слогом – все в ней было высоким, за исключением роста. Удивительно, как она ухитрялась держать эту деталь в тайне от окружающих.
– Но мне лучше отправиться в постель, – добавила Сьюзан. Ее рассудок отплясывал под аккомпанемент адреналина. – Да и вам тоже. В вашем возрасте не следует скитаться по этим холодным коридорам в такое позднее время, как вы полагаете? Да к тому же завтра выпускной. Вы же не хотите выглядеть усталой, когда приедут родители?
– Э-э-э… да. Да. Благодарю тебя, Сьюзан.
Сьюзан подарила полностью сбитой с толку учительнице еще одну горячую улыбку и направилась в спальню, разделась в полной темноте и укрылась простыней.
В комнате царила тишина, нарушаемая лишь тихим дыханием девяти девочек и ритмическое бурчание, исторгаемое принцессой Жадеитой. Через некоторое время к этим звукам присоединились сдавленные рыдания – и долго не умолкали. И еще так много оставалось наверстать.
Смерть, находящийся далеко за пределами мира, покивал. Или ты выбираешь бессмертие, или человечность.
Каждый должен выбрать сам.

Это был последний день семестра, и оттого он проходил в совершенном беспорядке. Некоторые девушки уехали пораньше, родители всевозможных рас прибывали потоком и об учебе не могло быть и речи. Все молчаливо согласились с тем, что сегодня правила школы могут и отдохнуть.
Сьюзан, Глория и принцесса Жадеита медленно шли в сторону цветочных часов. Было где-то без пятнадцати ромашкового.
Сьюзан была спокойна, но внутри натянута, как струна. Она удивлялась, отчего искры не сыпятся с кончиков ее пальцев.
Глория купила в лавке на улице Трех Роз пакет вяленой рыбы. Из нее исходил едкий уксусно-холестериновый аромат, но без оттенка сушеной гнили, которую в лавке обыкновенно добавляли для остроты.
– Отец говорит, что я вернусь домой и выйду замуж за какого-то тролля, – сообщила Жадеита. – Эй, если тебе попадутся приличные рыбьи кости, отдай их мне.
– А ты его видела? – спросила Сьюзан.
– Нет. Но отец говорит, что у него великолепная большая гора.
– А я бы на твоем месте не согласилась, – заявила Глория с полным ртом рыбы. – Я бы топнула ногой и сказала «нет». А, Сьюзан?
– Что? – переспросила Сьюзан, которая задумалась о чем-то своем. Когда ей все повторили, она сказала:
– Нет. Я бы сначала посмотрела, на что он похож. Может быть, он симпатичный. Да вдобавок с горой.
– Да, это логично. Твой папаша не присылал тебе картинку? – спросила Глория.
– О, да, – сказала Жадеита.
– И…?
– Ну… на ней есть несколько прекрасных расщелин, – ответила Жадеита задумчиво. – И ледник – папаша говорит, он и летом не тает.
Глория одобрительно покивала.
– Да, вроде симпатичный парень.
– Но мне всегда нравился Утес из соседний долины. Отец его ненавидит. Но он все время трудится и откладывает, и скоро скопит на свой собственный мост.
Глория вздохнула.
– Иногда так трудно быть женщиной, – заметила она, пихая Сьюзан. – Хочешь рыбки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101