Глаза его были задумчивы, рука
похлопала по карману, затем полезла вовнутрь. Слуга-парковщик заколебался
- на чай дают обычно только перед отъездом. Но Хамнер не спеша с
задумчивым видом прошествовал мимо него, и тот двинулся к машине исполнять
свои обязанности.
Хамнер посмотрел вслед одетому в красное юнцу. Может, этот парень, а
может, и другой из них интересуется астрономией. Эти ребята здесь почти
всегда либо из Лос-Анджелесского Университета, либо из Университета
Лойолы. А что, быть может... Он тут же с неохотой признался себе, что
такого быть не может. Тим вошел в дом. Рука его то и дело как бы случайно
залезала в карман - ощутить, как шуршит под пальцами телеграмма.
Огромные двойные двери распахнулись, открывая обширное внутренне
пространство здания. Прихожая от остальных помещений отделялась высокими
арками, выложенными красным кирпичом - намек на стены, долженствующие
разделять комнаты. Пол во всем доме был один и тот же: коричневый кафель,
расписанный яркими мозаичными узорами. Здесь вполне можно было разместить
сотни две гостей, если не больше. А возле бара сейчас собралось не более
дюжины... Они весело и оживленно беседовали - немного более громко, чем
следовало бы. Гости выглядели как-то затерянно среди этого пространства,
сплошь заставленного столами. На столах - свечи и расшитые скатерти. В
однотипной одежде - слуги. Их почти столько же, сколько гостей. Всего
этого Хамнер не замечал - он вырос в подобной же обстановке.
Джулия Суттер отделилась от крошечной группы гостей и поспешила
навстречу Тиму. Губы ее были накрашены, лицо поднято, и лицо это было
намного моложе ее самой. В дюйме от щеки Тима она губами сделала движение,
похожее на поцелуй. "Тимми, я так рада видеть вас!". Затем заметила его
сияющую улыбку.
Она слегка отшатнулась, глаза ее сузились.
Как бы поддразнивая его, но с подлинной тревогой в голосе:
- Боже мой, Тимми, чего вы накурились?
Тим Хамнер был высоким и костлявым, но с маленьким намеком на брюшко
- как раз таким, чтобы не создавалось впечатления об излишней
приглаженности фигуры. Его лицо было как бы создано для меланхолии -
давало знать себя происхождение. Семья его владела дающим весьма высокий
доход кладбищем и моргом. Однако сейчас его лицо было прорезано
ослепительной улыбкой, а в глазах сиял странный блеск.
- Комета Хамнера-Брауна, - сказал он.
- О! - Джулия вытаращила глаза. - Чего?
Услышанное не имело для нее никакого смысла. Комету купить нельзя.
Она пыталась сдерживать волнение, а глаза ее тем временем прыгали то к
мужу - успел ли он уже выпить еще одну рюмку? - то к двери - не пришел ли
еще кто-нибудь из гостей? Приглашения были сформулированы достаточно ясно,
и самые важные гости, пожалуй, уже пришли - пришли рано, не так ли? - и
они не должны долго дожидаться, пока...
Снаружи донеслось низкое урчание мотора какой-то мощной машины. Через
узкие обрамляющие дверь окна она увидела, как из темного лимузина высыпало
с полдюжины народу. Тим сможет позаботиться о себе сам. Она похлопала его
по руке:
- Очень мило, Тим. Извините меня, хорошо?
Поспешная, выражающая что-то интимное улыбка, и Джулия исчезла.
Если это сколько-то и смутило Хамнера, то он этого ничем не проявил,
а направился прямиком к бару. Сзади него Джулия спешила приветствовать
самого важного гостя - сенатора Джеллисона - и его свиту. Он всегда
прихватывал с собой не только членов семьи, но и помощников.
Когда Тим Хамнер добрался до бара, улыбка его стала еще более
ослепительной.
- Добрый вечер, мистер Хамнер.
- Добрый вечер. У меня сегодня замечательное настроение. Можете
поздравить меня, Родригес. Мое имя собираются присвоить комете!
Майкл Родригес, протиравший за стойкой бокалы, слегка смутился.
- Комете?
- Ага. Комета Хамнера-Брауна. Она приближается, Родригес. Примерно
в... м-м... июне... плюс-минус пара недель... ее можно будет видеть. -
Хамнер извлек телеграмму и с треском развернул ее.
- Здесь, в Лос-Анджелесе, мы ее все равно не увидим, - Родригес
вежливо улыбнулся. - Чем могу быть вам полезен?
- Шотландского. Ее вы сможете увидеть. Она, возможно, величиной с
комету Галлея. - Хамнер взял бокал и огляделся. Целая группа собралась
вокруг Джорджа Суттера, а люди сейчас притягивали Тима, как магнит. В
одной руке у него была телеграмма, в другой - бокал с выпивкой. Джулия,
тем временем, встретив, вводила в дом новых гостей.
Сенатор Артур Клей Джеллисон чем-то напоминал кирпич. Он был скорее
мускулист, чем тучен. Грузный, общительный человек, украшенный густой
седой шевелюрой, он был дьявольски фотогеничен и его могла узнать в лицо
добрая половина страны. Сейчас его голос звучал так же, как и во время
телевизионных передач: мягкий резонирующий голос, такой, что казалось,
будто сенатор обретал некую таинственную значимость.
У Маурин Джеллисон, дочери сенатора, были длинные темно-рыжие волосы
и бледная чистая кожа. И красота, от которой в другое время Тима Хамнера
охватил бы приступ застенчивости. Но когда Джулия Суттер обернулась и -
наконец-то! - сказала: "Так что там насчет...", он даже не улыбался.
- Комета Хамнера-Брауна! - Тим взмахнул телеграммой. - Китт-Пиккская
обсерватория подтвердила мои наблюдения! Это действительно комета, моя
комета, и ей присваивают мое имя!
Маурин Джеллисон чуть приподняла брови. Джордж Суттер осушил свой
бокал, и лишь после этого задал очевидный вопрос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44