Впрочем, за те недели гнев и отчаяние
так и не отпустили мою душу, и, по-видимому, я и позже не смог бы написать
ничего лучшего. Теперь, однако, я прошу вас уничтожить мое письмо. Из
гордости и тщеславия, а также в виду того, что мои дети уже достаточно
взрослы, чтобы изучить мою работу. Мне бы не хотелось, чтобы настроение
тех дней осталось увековеченным. Приложите к дневнику послание, которое я
пишу сейчас, и выкиньте письмо, родившееся в ту пору, когда я был слишком
подавлен, чтобы осознавать, о чем говорю.
Что бы ни совершили человеческие существа, я не могу их ненавидеть
искренне. И если я говорил о своей ненависти к ним, то это было
заблуждение, обусловленное слабостью, потому что я люблю Шэрон больше, чем
мог бы позволить себе любить Наблюдатель, и потому что я знаю, каких жертв
стоило ей становление, сколько усилий приложила она, чтобы из маленькой
латимерской девочки в белых штанишках превратиться в отличную пианистку.
"Я живы грезами", - говорила она. Да, так оно и было. И всем, кто мог ее
слышать, она дарила эти грезы. Мир заплатил ей за подарки, заплатил пара и
постоянной глухотой неизлечимой и не облегчаемой никакими техническими
приспособлениями, потому что пара разрушил самые прекрасные, самые
волшебные нервы. И она должна прожить остаток дней в абсолютной тишине. А
я на какой-то момент - сейчас остается только признаться в этом - вышел из
себя, потому что вынести такое просто невозможно.
Мой рассудок спас Абрахам. Как, наверное, и рассудок Шэрон. Он
поддерживал нас - да и себя, - заставляя понять, какие богатства жизни еще
ждут впереди, несмотря на удары судьбы. Позвольте мне рассказать, что
предпринял он с того момента, как я написал вышеупомянутое гнусное письмо.
В апреле, едва Шэрон встала на ноги, он женился на ней и увез в маленький
городок в Вермонте. Сейчас он работает в обычном магазине: галантерея,
рыболовные крючки, фунт того, фунт сего. Смейтесь над этим, Дрозма, - как
смеется он - и вы поймете, что такой поступок имеет смысл. Впрочем, я
вернусь к нему позже.
Наше судно - старый медлительный грузовой корабль. Снова летают
воздушные лайнеры. Есть и быстроходные суда. Весь громадный человеческий
транспортно-торговый комплекс, пошатнувшийся во время пандемии, вновь
набирает обороты и достиг, по-видимому, сорока процентов от обычных
объемов. К концу года, полагаю, все будет казаться таким же, как и год
назад. По крайней мере, внешне. Я предпочел это старое корыто, потому что
хотел провести месяц наедине с океаном или рядом с ним. Я хотел не просто
скользить через него на огромном, движимом атомом судне-городе и не
мчаться над ним быстрее звука, но быть здесь, внизу, в зыби, в запасе
соли, в голубом, зеленом и сером - там, где можно слышать его голос. Мне
хотелось смотреть на забавную поступь глупышей, чей полет сродни пению; на
стремительное сверкание летучих рыб; на громадные, неспешные, вызывающие
ощущение опасности плавники, следующие порой за нашим кораблем; на
отдаленные фонтаны левиафанов. Я хотел видеть солнечный свет, отражающийся
в воде Тихого океана в жаркий полдень, и беззаботное великолепие закатов
по вечерам... Видеть и чувствовать, что я нахожусь внутри этих закатов, не
застигаю их врасплох и не бросаю им вызов, с моим мелким пониманием
времени и движения. Узнаю ли я когда-нибудь, что человеческие существа
успокоились, расслабились и обнаружили, что вечность - это очень долгий
срок?..
Если смогу, Дрозма, я поговорю с вами прямо из Манилы. Если же не
удастся, то думаю, эти строки найдут вас раньше, чем мы встретимся. Я хочу
организовать мою "смерть" так, чтобы известие о ней не слишком расстроило
Абрахама и Шэрон, но в то же время не оставляло сомнений по поводу ее
истинности. Они знают, что я собрался в Манилу - "что-то вроде отпуска и
повидать старых друзей". Однажды я мимоходом сказал Абрахаму о своей
надежде на то, что смерть моя произойдет в океане - как я уйду, не
прощаясь, туда, где не нужно рыть могилу. Конечно, это неправда... Я хочу
умереть в Северном Городе, после многих и многих лет интересной работы. Но
это было настолько по-человечески, что не показалось Абрахаму странным, а
я сказал так, чтобы подготовить пути отхода. Я проведу в Маниле около двух
месяцев. Потом сяду на другое неторопливое судно, направляющееся в Штаты.
Сможет ли одна из наших маленьких исследовательских субмарин встретить
судно, скажем, милях в тридцати от Кавите? [населенный пункт на острове
Лусон (Филиппины)] Я мог бы без особых хлопот оказаться "человеком за
бортом", и Абрахам подумал бы, что старик умер именно так, как хотел.
Впрочем, если этот вариант слишком дорог и хлопотен с точки зрения
организации, мы можем проработать другой, когда я свяжусь с вами, Дрозма.
Самое худшее завершилось в конце апреля. Постепенно, хоть и неохотно,
кривая на графиках пошла вниз. К концу мая пандемия сошла на нет: о новых
случаях не сообщалось, а выжившие обнаружили, что цивилизация все еще
существует. Насколько случившееся может воспрепятствовать "прогрессу",
который так ненавидел Намир, я не знаю. Примерно через десять лет с
настоящего момента, думаю, мы могли бы попытаться определить, как пандемия
повлияла на человеческое мышление.
Как и хотел Абрахам, сведения о том, что эта трагедия - дело рук
человеческих, оказались обнародованными. Причем источник информации
довольно неожиданен:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89