мы
его обманываем, будто пуля попала в лопатку, а на самом деле рана пониже
лопатки, чуть-чуть пониже, настолько, что человеку не выжить...
- Стоит только перебежать вон до того камня... - повторяет Любо.
Любо говорит о том камне не потому, что за ним можно укрыться, а
потому, что только оттуда можно послать гранату в гнездо "тех". Что
касается укрытий, то их вообще не существует у нас на виду. Скалистая
спина холма поднимается в гору, пустынная и страшная, пепельно-серая под
бесцветным раскаленным небом. Необходимо перебежать по этому зловещему
склону, над которым то и дело свистят пули, и остаться в живых. Преодолеть
эту мертвую зону и уцелеть. А если падешь под пулями? Эх, будь что будет,
не ты первый, не ты последний! Самое главное - успеть бросить гранату.
Снова раздаются выстрелы, редкие, одиночные, - те, наверху, наверно,
экономят боеприпасы. Я пытаюсь подняться, однако ноги мои как-то странно
отяжелели, словно налиты свинцом, и я отлично понимаю, что это свинец
страха. "Айда, Эмиль, пришел твой черед!" - говорю я себе так, словно меня
ждет лишь небольшое испытание. Отчаянным усилием воли я все же встаю... И
просыпаюсь.
Яростная пальба во время моего предутреннего сна, очевидно, вызвана
хлопаньем по ветру оконной створки. В этом городе конгресс ветров, в
отличие от симпозиума социологов, длится круглый год. Дуют они здесь со
всех сторон, в любое время дня и ночи так, что, если бы не унимающиеся
вихри утихли на время, датчане от подобного затишья испытали бы такую же
тревогу, какую иные народы испытывают перед ураганом.
Закрепив створку крючком, я задерживаюсь у окна, чтобы подышать
прохладным утренним воздухом, пока процент бензиновых паров не поднялся в
нем до обычной нормы. Это напоминает мне о моем давнишнем решении каждый
новый день начинать гимнастикой.
"Решение поистине героическое, - бормочу я, для начала выбрасывая
одну руку вперед. - Поистине героическое решение. Однако не может же
человек всю свою жизнь заполнять одними только героическими делами".
Рука медленно опускается и ловит телефонную трубку. Велю подать мне
завтрак в комнату и отправляюсь в ванную, чтобы снять с повестки дня
неизбежную и досадную операцию - бритье. В сущности, бритье досадно лишь в
том случае, когда тебе думать не о чем. У меня же есть о чем подумать. О
том, что меня ждет, к примеру. Что касается прошедшего - не давно
прошедшего, а того, что было вчера вечером, - то оно уже должным образом
продумано и разложено по полочкам.
Мозг у меня не электронный, и, хотя я уже запрограммировал новую
задачу, он все норовит на время вернуться к давно прошедшему. Вот почему я
все еще вижу тот голый каменистый холм, горячий от полуденного зноя,
сперва отчетливо выступающий среди мертвой пустоши, потом смутный и
бесформенный, потому что я уже бегу по нему, низко пригнувшись, туда, к
вершине, где притаились "те". И кажется, что я слышу тонкий сухой свист
пуль, чувствую, как мне обжигает плечо, и потребовалось время, чтобы до
моего сознания дошло: "Попали-таки"; потребовалось время, чтобы я сказал:
"Хорошо, что в левое плечо"; потребовалось еще много времени, начиная с
того бесконечного мгновенья, когда время остановилось, пока я достиг того
камня и швырнул в "тех" одну за другой три лимонки. А потом минуты опять
потекли обычным порядком, хотя в моей горячей от зноя и усталости голове
все как в тумане - "джип", прибывший с погранзаставы, отправка Стефана,
спокойное лицо Любо, спокойное и бледное, как у покойника. Стефан
скончался в "джипе". Любо уцелел, он лишь немного прихрамывал. И так вот,
припадая на одну ногу, добрался до моста близ Венеции, где и нашел свою
смерть. А я вот еще жив. Все еще...
И часто вижу в кошмарных снах тот голый скалистый холм; порой до
вершины мне остается всего лишь несколько метров, а иной раз она маячит
очень далеко, невообразимо далеко, каменистый склон, пустынный и страшный
под раскаленным бесцветным небом, поднимается все выше и выше, а в
мертвящем зное зловеще звучат выстрелы. "Давай, Эмиль, теперь твоя
очередь, старина!"
Когда я просыпаюсь и прихожу в себя от этого кошмара, то словно
воскресаю и новый день кажется мне таким радостным, хотя заранее известно,
что сулит он мне одни неприятности. "Ну что ж, к неприятностям я привык.
Профессиональный риск, не более".
К тому же этот риск, по крайней мере в данный момент, не сопряжен со
стрельбой. Все пока тихо и мирно, разговор идет о социологии, а вокруг
простирается не серая каменистая пустошь пограничья, а зеленеющие датские
луга. Главное - надо знать, где кончаются луга и где начинается трясина.
Каждый по-своему с ума сходит. Я, к примеру, чем-то напоминаю тех
скупцов, которые имеют обыкновение пересчитывать деньги дважды независимо
от того, отдают их или получают. С той, правда, разницей, что я проверяю
не два, а три раза и речь идет о проверке не денежных сумм, а фактов.
Имеется в виду проверка перед началом действий, во время действий и по их
окончании.
Каждое из этих занятий имеет свои преимущества, но и неизбежные
минусы. Анализ, предшествующий действию, исключительно важен, так как
готовит тебя к предстоящему, однако он еще не может быть точным, поскольку
ты имеешь дело с тем, что еще не произошло, и неизвестно, произойдет ли
именно так, как ты мыслишь. Анализ во время действия необходим, чтоб не
сделать ошибочного шага, однако он не столь глубок - из-за нехватки
времени он подчас производится почти молниеносно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93