за мной следили.
- А прежде никогда не случалось, чтобы за тобой следили?
- Случалось... Но в этот раз...
- Тодоров!.
Призыв звучит вполголоса, но довольно внушительно.
- В сущности, Джонсон посетил меня в отеле еще вечером, после того
как мы расстались с Соколовым. И вначале никаких угроз не было, одни
только обещания. Обещали много. Однако я не дал согласия, и тогда они
стали меня шантажировать этим убийством, а все остальное было точно так,
как я рассказал, кроме этой истории с деньгами, но я очень перетрусил и
действительно на другой же день аннулировал сделку и, прежде чем сесть на
поезд, отнес деньги в банк, потому что мне предстояло целые сутки ехать по
дорогам ФРГ, а в дороге все могло случиться, и потом я не сомневался, что
Джонсон, раз уж он ко мне прилип, так просто не оставит меня, поэтому я
решил на всякий случай...
- Ясно, - говорю. - Не успели они тебя немного прижать, как ты
капитулировал. А сейчас перейдем к другим вопросам.
Вопросов у меня немного, и касаются они лишь некоторых деталей,
потому что сейчас не время, да и особой надобности нет досконально
докапываться до всего. Мне просто хочется выяснить некоторые частности,
имеющие отношение ко мне, а точнее - к действиям противной стороны.
Тодоров отвечает по мере своих возможностей, а я, тоже по мере
возможности, не позволяю ему сползать с твердой почвы фактов.
- Ну, а теперь? - тихо говорю я.
Сосед смотрит на меня так, словно не понимает, что я имею в виду.
- Я хочу сказать: если мы поставим крест на всем этом, ты вернешься
домой? Не сюда, на Нёрезёгаде, а в Софию, в ту прекрасно обставленную
квартиру?..
- Да... Только бы найти способ вырваться отсюда целым и невредимым. -
Потом, немного подумав, он повторяет: - Да, еще бы. Вернусь, конечно,
только бы найти способ...
Однако в тоне обеих деклараций чего-то явно не хватает. Прежде чем
ставить крест на его преступлении, этот человек поставил крест на своей
родине.
- Впрочем, это дело твое, - говорю. - И я пришел сюда не для того,
чтобы оформлять тебе паспорт. Адрес нашего представительства ты знаешь.
Боюсь, что тебе не известно другое: что национальная принадлежность ко
многому обязывает, к тому же, Тодоров, ты забыл о национальной гордости.
- Но ведь я... Неужто вы думаете, что я...
- Я ничего не думаю. Лучше ты подумай. И если найдешь в себе мужество
раскаяться в своем предательстве...
- Но я не предатель... Вы же сами видите, что никого я не предал!
- Никого, если не считать своей родины. И если не говорить еще о том,
что ты и меня предал.
Мой приятель умолкает.
- Что? Опять язык отнялся?
- Они меня заставили... - бормочет Тодоров. - Как только им
становилось известно, что приезжает болгарин, они тут же тащили меня на
аэродром, на вокзал или на пограничный пункт. Без конца запугивали меня, и
я должен был всех узнавать... И когда вы сошли с поезда... Не знаю, как
это получилось, но, видимо, чем-то я себя выдал, потому что Стюарт схватил
меня за руку и зарычал мне в лицо: "Ты знаешь этого человека!" И я, хотя
вначале отрицал, запутался...
- Да, да, - вставляю я. - Ты до такой степени запутался, что
незаметно для себя рассказал, кто я такой и в каком чине. Ты из той породы
людей, которые, как только запутаются, обязательно сделают подлость. Я
только что услышал о последней твоей подлости. А какая была первая,
помнишь?
И так как Тодоров молчит, а мне время дорого, я отвечаю вместо него:
- Та, с Маргаритой.
- Но зачем ворошить прошлое? С Маргаритой было совсем другое... -
пробует вывернуться старый знакомый.
- Конечно, другое, но опять же подлость. Впрочем, оставим
трогательные воспоминания и вернемся к действительности. Пока что ты
выполнил лишь два пункта программы, Тодоров. И притом не блестяще. Будем
надеяться, что ты возьмешь реванш, занявшись остальными. Завтра утром ты
первым делом передашь фирме "Универсаль" известную тебе сумму. Понятно?
- Да, да. Я готов на все.
- И, кроме того, ни слова о сегодняшнем рандеву! Считаю излишним
втолковывать тебе, что выполнение этих последних условий решает твою
судьбу, не мою. Не выполнив третьего условия, ты окончательно испортишь
наши отношения. И, как я уже сказал, тебе от нас не уйти. А невыполнение
четвертого связано с серьезным риском подложить свинью не Боеву, а
Тодорову. Сам должен понимать, что наша встреча, как бы ты ее ни
изобразил, будет истолкована твоими нынешними хозяевами в весьма
невыгодном для тебя свете.
- Это точно, вы правы... - спешит согласиться Тодоров.
- А теперь сосчитай до ста и уходи, а то простудишься.
Я встаю и удаляюсь, до меня доносится "до свидания", сказанное с
явным облегчением.
Вернет ли мой старый знакомый деньги? На данный вопрос мне трудно
ответить со всей определенностью. И если в свою скромную программу я
включил и условие, касающееся финансовой стороны дела, то не потому, что я
жалею эти триста тысяч, а потому, что если Тодоров решит вернуть деньги,
то это натолкнет его на мысль о возвращении на родину. Что касается
последнего пункта, то он действительно может решить мою судьбу, но тут я
надеюсь на то, что здравый смысл Тодорова восторжествует. Если, конечно,
эгоизм можно назвать здравым смыслом.

Перед ярко освещенным фасадом кабаре "Валенсия" несколько субъектов,
раздираемых противоречивыми чувствами, рассматривают рекламные снимки
исполняемых в заведении дивертисментов, которые на этих снимках выглядят
гораздо привлекательнее самих дивертисментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93