Немного мира?
Толстый кусок тушеной говядины с луком исходил горячим паром в
закрытой глазурованной миске. Кроме него, на столе был изрядный ломоть
черного ароматного хлеба, чашка с маслом, острый сыр и вместительная
кружка с пенистым добрым элем. Еду аккуратно и ничего не расплескивая,
подавала миловидная девушка в голубом платье с узким лифом и широкой
юбкой. Насколько Кевин успел заметить, она даже была в башмаках.
- Спасибо, - поблагодарил Кевин, улыбаясь, и был вознагражден быстрой
гримасой и дерзким реверансом.
"Дерзкая девчонка", - подумал Кевин и подавил невольный смешок.
Он сразу вспомнил, как старина Раскер, бывало, выговаривал курсантам:
"Не знаю, для чего я трачу свое время, пытаясь научить искусству
уверенного ведения боя такое ленивое собачье дерьмо, как большинство из
вас! Все, что вы когда-нибудь сможете, это махать мечом в воздухе, а ваши
копья обломает первая попавшаяся дерзкая девчонка с косящим взглядом и
другими спрятанными сокровищами".
Он вытащил из внутреннего кармана свою ложку, еще одну память об
академии. Она была сделана из твердого серебра с ручкой в форме факела.
Это было что-то вроде награды выпускникам, и, по слухам, их оплачивал
лично Раскер.
"Всякий раз, парни, когда вам случится повесить голову, подумайте
хорошенько, кто вы такие - или, по крайней мере, кем вы должны были бы
быть и кого мы пытались из вас сделать. Не теряйте их!"
Он начал есть, а учеба в академии снова ожила в его памяти.
Очень многие не выдержали и исчезли, ушли, заняв какие-то
бессмысленные должности, и в конце концов растворились в безвестности, не
оставив никакого следа. Многие из них были прекрасными фехтовальщиками, но
их постигла неудача из-за отсутствия способности думать. Из тех, кто
остался - лучше сказать "сумел выжить" - не было никого, к кому Кевин
чувствовал бы близость или дружеское расположение. Часть из них
принадлежала к аристократическим родам, и они с молоком матери впитали
понимание древних традиций, прекрасно осознавая, что это - их право и
обязанность. Остальные были сыновьями торговцев. Их называли "купленными",
и они старались изо всех сил, побуждаемые либо собственным желанием, либо
волей отцов. Они трудились в поте лица, с тихой яростью, под постоянной
угрозой неудачи. Но все они были чужими Кевину, они были людьми суши. Или,
скорее, это он был для них чужой.
"Страшный талант", - называли его. "Палач с дубиной", "Кевин-убийца"
и еще много-много подобных кличек, большинство из которых он уже позабыл.
Но все равно академии ему подчас сильно не хватало. Там, по крайней мере,
хотя и без друзей, но он не чувствовал себя таким...
Одиноким?
Он отогнал от себя и эти воспоминания. Пусть все провалится в ад! По
крайней мере, ему повезло, и он мог выкупить свой контракт. Те, кто не мог
себе этого позволить, нынче, скорее всего, сражались на восточных рубежах,
получая и нанося удары мечом в столкновениях, происходящих там. Почему же
он не ввязался в эту драку, как они? Сражающимся на том дальнем рубеже
наемникам король платил немалые деньги. Именно для этого его и готовили в
академии.
Быть может, он был слишком независимым?
Раскер часто говорил ему:
- Ты, парень, держишься слишком сам по себе! Это было групповое
упражнение! Ты что, не понял? Или ты не заметил, что рядом были еще и
другие, когда бросился вперед? Вы должны были сражаться группа на группу
так, чтобы научиться взаимовыручке и бою. Это вовсе не значит, что можно
ходить гоголем и разыгрывать из себя героя!
- Но мы же победили! - возражал на это Кевин.
И Раскер орал на него, подойдя почти вплотную:
- Пусть бы ты даже захватил королевский замок и арестовал королеву в
ее спальне - меня это ни капли не волнует! Если я, прах меня побери,
говорю тебе, что это, прах его побери, должно быть групповое упражнение,
значит, это и должно быть групповое упражнение. В одиночку, Кевин, ты
острее бельдийского клинка, но в группе ты не стоишь и воробьиного чиха!
И даже в воспоминаниях Кевин вынужден был признать, что это отчасти
верно. Он не любил, когда вели его, не любил вести сам и не желал, чтобы
кто-то стоял на его пути. Однажды он услышал, как кто-то сказал: "Вера -
это та монета, которую лучше заработать, чем истратить". Он не совсем
понимал, что это означает, но прозвучало это торжественно и значительно.
Он же был маленьким кораблем в большом море, и сам себе прокладывал курс.
Иногда Кевину казалось, что у этого высказывания может быть и такое
значение.
Итак, он снова встал на якорь. Академия занимала такое важное место в
его памяти, потому что была одна из лучших якорных стоянок в его жизни.
Нет, конечно, не сама академия, это были Раскер и Сэнтон - их ему не
хватало.
- Ну, ладно, - пробормотал Кевин сам себе, припоминая старое
присловье времен академии: "Не важно, куда идешь, важно, что там ты и
будешь".
Кевин оперся спиной о стену в своем углу, взял в руку кружку с элем и
стал смотреть, как солнце покидает долину. На севере собирался мрак, и в
темных тучах сверкали далекие зарницы, особенно загадочные в неровном
стекле окна. "Сегодня утром восход был красным, - вспомнил Кевин. -
"Восход красный - день опасный". Ладно, крыша есть, пусть теперь льет", -
решил он.
Между тем на лежащий внизу город наползала странная тень, словно
отбрасываемая копьем какого-то из богов. Кевин прижался лбом к стеклу и
стал смотреть на запад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114