С этой улицы к нам поступают радиосообщения, Фиф.
По мере того как мы проезжали улицы Дублина, Мисс Ку давала мне беглые комментарии. Затем, когда дома и улицы города остались позади, Хозяин придавил что-то ногой: машина помчалась быстрее, получая больше пищи.
Мы ехали горными дорогами, окаймлявшими, по словам Мисс Ку, «резервуар» — по-моему, это была большая чаша с водой, из которой пил весь Дублин. Наконец мы подъехали к тому самому дому. Машина остановилась. Взглянув в моем направлении, Хозяин заметил, насколько я разволновалась, и машина рванулась с места. Я испустила вздох облегчения, всееще несмотря ни на что боясь, что меня вернут, как бесполезную, старую, слепую кошку. Чтобы показать свою радость, я замурлыкала и лизнула руку Ма.
— Великие коты! Слушай, Фиф, — сказала Мисс Ку, — мы уж думали, то с тобой что-нибудь случится с перепугу и ты покинешь этот мир, окутайная кисеей святости! Мужайся, старушка! ТЕПЕРЬ ТЫ ЧЛЕН СЕМЬИ!
Мы немного поиграли среди кустов вереска; Мисс Ку все кричала о том, как много кроликов она собирается поймать здесь. Затем, увидев животное, которое Хозяин называл овцой, она внезапно замолчала. Я не могла видеть эту овцу, однако мой нос ощутил странный запах баранины и тяжелый дух старой шерсти.
Затем мы вновь сели в машину и направились в сторону дома. Когда мы проезжали мимо маяка Бейли, что на холме ГоутХед, ревун, который включают при сильном тумане, буквально разрывался, как корова перед отелом. Мимо нас прозвенел трамвай; его колеса выстукивали свою ритмичную мелодию на железных рельсах.
— Остановись у почты, — сказала Ма. — Там на наше имя должно быть несколько посылок.
— Фиф, — обратилась ко мне Мисс Ку, пока мы ждали Ма. — Фиф, человек сказал Хозяину, что двое твоих котят отлично растут. У них все в порядке и уже даже появился черный мех на мордочках и хвостах.
Я удовлетворенно вздохнула. Все-таки жизнь была ко мне благосклонна. Дети мои росли вместе и были счастливы. Они были последними моими котятами и я гордилась ими — гордилась тем, что их хорошо приняли и что они теперь счастливы.
Глава 5
А-а-а! Доброе утречко вам, — сказал Пат-почтальон, когда мы с Ма, заслышав его звонок, открыли ему дверь. — Я тут принес ему такую кучу писем, что едва не сломал себе хребет, взбираясь вверх по холму!
Пат-почтальон также был нашим старым другом. Много раз Хозяин сажал его в свой автомобиль и помогал развозить почту, когда ноги Пата совсем отказывались служить ему. Пат знал все и вся в этом квартале, и мы почерпнули у него много чего из местного колорита. Мне нравилось нюхать отвороты его брюк: по запаху я могла определить, шел ли он через Гоут Хед или продирался через заросли вереска на берегу. Как правило, я безошибочно определяла момент, когда Пат «пропускал махонькую», чтобы согреться во время разноски вечерней почты.
Ма приняла письма, а я забралась на кровать Хозяина, чтобы помочь ему их прочесть. В это утро писем БЫЛО действительно много — из Японии, Индии и от его друзей в Германии. Было одно письмо из Дублина. Послышался звук разрезаемого конверта, и Хозяин вытащил лист бумаги.
— Х-м-м! — произнес он. — Ирландская налоговая инспекция ничем не лучше английской. Это требование о заполнении декларации — чистый грабеж. Мы не можем ПОЗВОЛИТЬ себе оставаться в Ирландии.
И он погрузился в угрюмое молчание. Ма примостилась на краешке кровати. По лестнице взбежала Лютик: ей хотелось узнать, что нового в сегодняшней почте.
— Это просто изумляет меня, — произнес Хозяин. — Почему вместо того, чтобы удержать нам подобных в стране, ирландские налоговые инспекторы заставляют нас ее покинуть, облагая немыслимыми, хищническими налогами! Мы живем здесь уже довольно долго, но налоговое управление никогда не бывает довольным — все они хотят заполучить свой кусок пирога и тут же его съесть. Мы, Писатели, как никакой другой здешний люд страдаем от чрезмерных налогов.
Понимающе кивнув, я уперлась головой в его ногy. Ведь он хотел стать гражданином Ирландии, он ЛЮБИЛ ирландцев — всех, за исключением ирландских налоговых инспекторов! Хозяин считал, что эта служба воняет похуже грязной консервной банки, из которой ел бродячий кот; инспекторы этой службы были совершенно лишены здравого смысла, просто СЛЕПЫ. Потянувшись ко мне, Хозяин ухватил меня за ухо:
— Если бы не кошки — я имею в виду тебя, Фиф, — мы бы отправились в Танжер, или в Голландию, или еще куда-нибудь, где мы были бы более желанными гостями. Но ведь ты наша старая Бабушка-Кошка и я не хотел бы огорчать тебя, если бы от этого не зависела моя жизнь.
— Господи, Хозяин! — воскликнула я. — О чем ТЫ говоришь! Я в состоянии выдержать столько же, сколько и ты — даже немножко больше. Мое-то сердце в порядке!
— Конечно, Фиф, — он погладил мой подбородок и плечо, — твое сердце здорово и вообще ты самая лучшая Бабушка-Кошка.
— Возможно, — ответила я. — Мы оба одновременно переживем это и никогда не расстанемся. Я бы очень ХОТЕЛА, чтобы было именно так!
Остаток дня все провели в несколько печальном настроении. Было очевидно, что не стоит и мечтать жить в Ирландии, если налоговые инспекторы собираются отобрать все. У нас и без того хватало проблем: вокруг дома постоянно шныряли агенты Прессы; иногда они смотрели на дом через бинокли, освещая спальню переносными зеркалами.
В Прессе публиковались далекие от правды рассказы о Хозяине, причем ему никогда не позволяли высказать СВОЙ взгляд на положение вещей. Хозяин считает Журналистов одним из самых больших несчастий на земле — я это знаю, потому что неоднократно слышала, как он говорил об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70