Мы видели
своими молодыми, зоркими глазами, что классический идеал отечества, ко-
торый нам нарисовали наши учителя, пока что находил здесь реальное воп-
лощение в столь полном отречении от своей личности, какого никто и ни-
когда не вздумал бы потребовать даже от самого последнего слуги. Козы-
рять, стоять навытяжку, заниматься шагистикой, брать на караул, вер-
теться направо и налево, щелкать каблуками, терпеть брань и тысячи при-
дирок, - мы мыслили себе нашу задачу совсем иначе и считали, что нас го-
товят к подвигам, как цирковых лошадей готовят к выступлению. Впрочем,
мы скоро привыкли к этому. Мы даже поняли, что кое-что из этого было
действительно необходимо, зато все остальное, безусловно, только мешало.
На эти вещи у солдата тонкий нюх.
Группами в три-четыре человека наш класс разбросали по отделениям,
вместе с фрисландскими рыбаками, крестьянами, рабочими и ремесленниками,
с которыми мы вскоре подружились. Кропп, Мюллер, Кеммерих и я попали в
девятое отделение, которым командовал унтерофицер Химмельштос.
Он слыл за самого свирепого тирана в наших казармах и гордился этим.
Маленький, коренастый человек, прослуживший двенадцать лет, с ярко-рыжи-
ми, подкрученными вверх усами, в прошлом почтальон. С Кроппом, Тьяденом,
Вестхусом и со мной у него были особые счеты, так как он чувствовал наше
молчаливое сопротивление.
Однажды утром я четырнадцать раз заправлял его койку. Каждый раз он
придирался к чему-нибудь и сбрасывал постель на пол. Проработав двадцать
часов, - конечно, с перерывами, - я надраил пару допотопных, твердых,
как камень, сапог до такого зеркального блеска, что даже Химмельштосу не
к чему было больше придраться. По его приказу я дочиста выскоблил зубной
щеткой пол нашей казармы. Вооружившись половой щеткой и совком, мы с
Кроппом стали выполнять его задание - очистить от снега казарменный
двор, и наверно замерзли бы, но не отступились, если бы во двор случайно
не заглянул один лейтенант, который отослал нас в казарму и здорово рас-
пек Химмельштоса. Увы, после этого Химмельштос только еще более люто
возненавидел нас. Четыре недели подряд я нес по воскресеньям караульную
службу и, к тому же, был весь этот месяц дневальным; меня гонял и с пол-
ной выкладкой и с винтовкой в руке по раскисшему, мокрому пустырю под
команду "ложись!" и "бегом марш!", пока я не стал похож на ком грязи и
не свалился от изнеможения; через четыре часа я предъявил Химмельштосу
мое безукоризненно вычищенное обмундирование, - правда, после того, как
я стер себе руки в кровь. Мы с Кроппом, Вестхусом и Тьяденом разучивали
"стойку смирно" в лютую стужу без перчаток, сжимая голыми пальцами ледя-
ной ствол винтовки, а Химмельштос выжидающе петлял вокруг, подкараули-
вая, не шевельнемся ли мы хоть чуть-чуть, чтобы обвинить нас в невыпол-
нении команды. Я восемь раз должен был сбегать с верхнего этажа казармы
во двор, ночью, в два часа, за то, что мои кальсоны свешивались на нес-
колько сантиметров с края скамейки, на которой мы складывали на ночь
свою одежду. Рядом со мной, наступая мне на пальцы, бежал дежурный ун-
тер-офицер, - это был Химмельштос. На занятиях штыковым боем мне всегда
приходилось сражаться с Химмельштосом, причем я ворочал тяжелую железную
раму, а у него в руках была легонькая деревянная винтовка, так что ему
ничего не стоило наставить мне синяков на руках; однажды, правда, я ра-
зозлился, очертя голову бросился на него, и нанес ему такой удар в жи-
вот, что сбил его с ног. Когда он пошел жаловаться, командир роты поднял
его на смех и сказал, что тут надо самому не зевать; он знал своего Хим-
мельштоса и, как видно, ничего не имел против, чтобы тот остался в дура-
ках. Я в совершенстве овладел искусством лазить на шкафчики; через неко-
торое время и по части приседаний мне тоже не было равных; мы дрожали,
едва заслышав голос Химмельштоса, но одолеть нас этой взбесившейся поч-
товой кляче так и не удалось.
В одно из воскресений мы с Кроппом шли мимо бараков, неся на шесте
полные ведра из уборной, которую мы чистили, и когда проходивший мимо
Химмельштос (он собрался пойти в город и был при всем параде), остано-
вившись перед нами, спросил, как нам нравится эта работа, мы сделали
вид, что запнулись, и выплеснули ведро ему на ноги. Он был вне себя от
ярости, но ведь и нашему терпению пришел конец.
- Я вас упеку в крепость! - кричал он.
Кропп не выдержал.
- Но сначала будет расследование, и тогда мы выложим все, - сказал
он.
- Как вы разговариваете с унтер-офицером? - орал Химмельштос. - Вы
что, с ума сошли? Подождите, пока вас спросят! Так что вы там сделаете?
- Выложим все насчет господина унтер-офицера! - сказал Кропп, держа
руки по швам.
Тут Химмельштос все-таки почуял, чем это пахнет, и убрался, не говоря
ни слова. Правда, уходя, он еще тявкнул: "Я вам это припомню!" - Совесть
его была подорвана. Он еще раз попытался отыграться, гоняя нас по пусты-
рю и командуя "ложись?" и "встать, бегом марш!" Мы, конечно, каждый раз
делали что положено, - ведь приказ есть приказ, его надо выполнять. Но
мы выполняли его так медленно, что это приводило Химмельштоса в отчая-
ние. Мы не спеша опускались на колени, затем опирались на руки и так да-
лее; тем временем он уже в ярости подавал другую команду. Прежде чем мы
успели вспотеть, он сорвал себе глотку.
Тогда он оставил нас в покое. Правда, он все еще называл нас сукиными
детьми. Но в его ругани слышалось уважение.
Были среди унтеров и порядочные люди, которые вели себя благоразум-
нее;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11