Два года в невыносимо одиночном заключении. Чем же ее вознаградят за такую жертву? Что предоставят взамен? Она снова подняла лицо к Йядайе.
Его щупальца словно бы застыли, превратившись во вторую кожу – темные пятна на лице и шее, темная, гладкая на вид масса на голове.
– Если не случится ничего непредвиденного, – сказал он, – то ты скорее всего проживешь гораздо больше ста тридцати лет. Кроме того, в течение всей своей жизни биологически ты будешь оставаться очень молодой, почти юной. Твои дети проживут значительно дольше тебя.
Говоря это, он был очень похож на человека. Наверно именно щупальца придавали ему такой странный, отпугивающий вид морского животного, спрута. Цвет окраса его кожи не менялся. То, что у него не было ни глаз, ни носа, ни ушей, по-прежнему беспокоило ее, но уже совсем чуть-чуть.
– Йядайя, – попросила она его, – если тебе нетрудно, то оставайся пожалуйста, таким, какой ты есть сейчас. – Я хочу подойти к тебе и посмотреть поближе… не знаю, получится ли это у меня.
Щупальца снова вздрогнули, – словно бы рябь прошла по странноватой коже, – но тут же снова замерли и отвердели.
– Хорошо, – ответил он. – Подойди ко мне.
Медленно, но неуклонно она приблизилась к нему. Но щупальца продолжали казаться второй кожей даже на расстоянии двух футов.
– Как ты отнесешься к тому… – сдавленным голосом спросила она, замолчала и продолжила снова. – К тому, если я потрогаю тебя?
– Хорошо.
На поверку это оказалось сделать гораздо легче, чем она предполагала. Кожа Йядайи была прохладной и почти такой же мягкой и гладкой на ощупь, как обычная кожа – гладкой, как ее ногти и, может быть, почти такой же плотной.
– Тебе нетрудно вот так сидеть? – поинтересовалась она.
– Нет, это нетрудно. Просто немного необычно. Мои органы чувств притуплены.
– Почему ты вдруг стал таким – я имею в виду, почему стал таким сам по себе, ведь я тебя об этом не просила?
– Эта поза выражает удовольствие или удивление.
– Значит минуту назад тебе было приятно? От чего?
– Мне было приятно находится в твоем обществе. Ты была расстроена тем, что потеряла два года, и хотела, чтобы мы вернули тебе их обратно. Ты не хотела умирать.
Она уставилась на него, потрясенная тем, с какой легкостью он прочитал ее мысли. Должно быть ему довелось повидать немало людей, выбравших смерть после обещания долгой жизни, здоровья, почти бесконечной молодости. Почему они выбрали уход? Быть может она, сама того не замечая, говорила свои мысли вслух: для чего им было нужно все это? Чего они потребуют от нее взамен?
– До сих пор только скука и одиночество наводили меня на мысли о смерти.
– Все это в прошлом. Но ты все-таки не пыталась убить себя, даже в таких условиях.
– … Да, не пыталась.
– Твое желание жить гораздо сильнее, чем ты можешь представить.
Она вздохнула.
– И вы решили меня проверить, верно? И именно поэтому ты до сих пор не сказал мне, что вы хотите от нас, людей?
– Да, – согласился он, и она почувствовала тревогу.
– Тогда скажи мне, сейчас же!
В ответ – молчание.
– Если ты действительно так хорошо знаешь нас, то должен был слышать кое-что о такой штуке, как воображение. Ты хочешь мне хорошего, но на самом деле добиваешься как раз обратного, – сказала она.
– Как только ты будешь готова выйти из этой комнаты вместе со мной, я отвечу на все твои вопросы, – заверил он ее.
Несколько секунд она рассматривала его лицо.
– Тогда давай работать над собой, – сказала наконец она мрачно. – Расслабься и прими свой естественный вид, и посмотрим, что из этого выйдет.
Он помедлил, а потом его щупальца поникли. На столе снова оказался гротескный морской спрут, и, сама не зная, что с ней происходит, Лилит отшатнулась, охваченная паникой и отвращением. Она ничего не могла с собой поделать. Только огромным усилием воли ей удалось заставить себя остановиться.
– Господи, я так устала от всего этого, – пробормотала она. – Ну почему у меня ничего не выходит?
– Когда врач, о которой я тебе уже несколько раз говорил, впервые увидела одного из нас, – сказал он, – она пришла в такое беспокойство, что все сочли за лучшее немедленно оставить ее одну. Нам показалось это очень странным.
– И вы оставили ее одну?
Он продолжил, но уже более мягким тоном:
– В ту пору я еще не родился. К тому времени, когда я появился на свет, отношения с вашим врачом были уже улажены. По правде сказать, мои сородичи тоже испугались, может быть не меньше, чем эта женщина-врач. Так вот, их страх, по-моему, был гораздо сильнее твоего сейчас. Никогда раньше мы не видели столько жизни и смерти одновременно в одном живом существе. Прикасаясь к ней, некоторые из моих сородичей испытывали боль.
– Потому что она была… больна?
– Нет. Им было больно даже тогда, когда она чувствовала себя хорошо. Все дело было в ее генетической структуре – это сбивало их с толку. Сейчас я пока не могу объяснить это тебе. Позже, быть может, ты поймешь, хотя никогда не сможешь чувствовать так же, как мы.
Спрыгнув со стола, он сделал шаг в ее сторону и протянул свою руку к ее руке. Когда его конечность находилась на полпути к ее руке, она автоматически протянула ему ладонь для пожатия, замешкавшись лишь на миг. Когда ее ладонь оказалась в его многопалой руке, она отвела глаза в сторону и вся напряглась и замерла. Тонкие пальцы едва сжимали ее ладонь.
– Хорошо, – наконец сказал он, отпуская ее. – Скоро эта комната останется лишь в твоих воспоминаниях.
4
Одиннадцать циклов приемов пищи спустя он вывел ее наружу.
Она не имела никакого представления о том, сколько длились эти периоды одиннадцати пищевых циклов, регулярно ли ей хотелось есть или нет, потому что иногда она просила еду сама, иногда ей предлагал перекусить Йядайя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17