Жизнь птенцов, без сомнения, находилась в эту минуту в опасности. Думая о том, чтобы взобраться наверх и свернуть одному из них шею, я случайно взглянул на реку. Честное слово, я увидел там большого ястреба, нырнувшего в воду и появившегося снова с какой-то рыбой в клюве. Не успел он подняться, как орлица кинулась к нему с быстротой молнии и отняла у него его добычу.
"Отлично, - обрадовался я, - если мне суждено съесть свой завтрак в сыром виде, лучше пусть это будет рыба, чем неоперившийся орленок".
Я стал прокладывать себе путь к гнезду. На этот раз я не забыл вынуть нож и держал его наготове. Это было сделано не напрасно, потому что, едва завидев меня, орлы начали нападение.
Но теперь мы были в равных условиях, и хитрые птицы как будто знали это, так как держались на почтительном расстоянии от моего оружия, хлопая крыльями и стараясь клюнуть меня побольнее. Я ткнул орлицу ножом, и это значительно охладило ее пыл; что же касается самца, то да будет вам известно - в семье орлов задает тон всегда самка.
Рыба лежала на дне гнезда, брошенная туда орлицей, а птенцы были слишком напуганы нашей битвой, чтоб думать о завтраке. Я подцепил рыбу на кончик своего ножа и, прижав ее к груди, проскользнул обратно к суку, на котором провел ночь. Там я ее съел.
- Сырой?
- Ну, конечно! Я мог бы ее как-нибудь приготовить, если б мне очень хотелось; у меня был с собой кусок дерева, и стоило мне только содрать кору с кипариса и потереть о него, и я добыл бы огонь. Но это долго, а я был слишком голоден, и съел рыбу сырой. Она весила фунта два, я оставил одни лишь кости, плавники и хвост. Внутренностями я угостил птенцов, при этом у меня была своя цель.
Как вы, вероятно, догадываетесь, я насытился, но тут начались такие муки жажды, что и рассказать невозможно. Виной этому была рыба: как только я ее проглотил, во мне точно огонь разлился. Как будто зажгли костер у меня в животе, и пламя опалило грудь и все внутренности.
Солнце сияло над рекой, вода так и искрилась, это терзало меня, заставляя испытывать еще большую жажду.
Я раза два выглядывал из-за ветвей, думая, не рискнуть ли мне спрыгнуть в реку. Я бы так и сделал, хоть и знал, что до берега мне не добраться. Но вода была слишком далеко, я отказался от этого намерения и вполз обратно в свою берлогу.
Попробовал там грызть ветки кипариса, но это не помогло. Они были очень смолисты, так что я едва не задохнулся. Несколько листьев виноградной лозы зацепились за ветку, и я съел их. Мне стало как будто немножко лучше, но все-таки страдания мои было невыносимы.
Как бы мне добыть воды из этой, такой близкой, реки, - вот задача! Я только над этим и ломал себе голову.
Наконец я додумался-таки и так подпрыгнул от восторга, что чуть не свалился с дерева.
У меня была веревка, которую я постоянно таскаю с собой. Ее длины хватило, чтоб достичь реки. Я мог высыпать порох из своей пороховницы и спустить ее на веревке в воду. Набрав воду, я снова подниму ее. Ура!
Мне только один раз пришлось прокричать "ура", так как я тут же хватился своей пороховницы, которую, оказывается, оставил внизу, прежде чем влезть на кипарис.
Но меня это не обескуражило. Если нет никакого сосуда, почему бы мне не набрать воды своей рубашкой? Ее тоже можно спустить в реку, дать ей напитаться водой, а затем поднять.
Сказано - сделано. Я снял рубашку, свернул ее клубком, привязал к ней веревку и спустил. Она дошла до одной из веток кипариса и там застряла. Я пробовал спускать ее еще и еще, но она не доходила до реки на несколько футов.
Дело в том, что веревка была достаточной длины, но густые ветки кипариса мешали ей спуститься отвесно. Я возился с этой веревкой, пока меня не одолела смертельная усталость.
Наконец я увидел, что моя затея неосуществима, и отказался от нее.
Казалось бы, я должен был совсем пасть духом, особенно потому, что раньше не сомневался в успехе; но мне как раз пришел в голову другой план, как добыть драгоценную влагу. Я говорил уже о том, что нарезал внизу целую кучу тростника для своего ложа и свалил его в кучу у подножья кипариса.
Вид этих длинных трубок навел меня на мысль, которую я тут же привел в исполнение. Развязав рубашку, я прикрепил веревку к рукоятке своего ножа. Затем спустил нож вниз, стараясь зацепить острием тростник. Очень скоро я набрал его столько, что мне хватило б выстлать им весь берег.
Прошло порядочно времени, прежде чем я соорудил прибор для зачерпывания воды из реки. Мне без конца приходилось скреплять и прилаживать трубки, но дело шло о моей жизни, и, зная это, я работал, как негр.
Мои труды увенчались успехом. Прибор был закончен, и я осторожно спустил его, стараясь не наткнуться на ветви, и скоро увидел, как он погружается в воду.
Я припал губами к его верхнему концу; самое дорогое вино на свете, которое тянут через соломинку, не струилось так сладко, как эта вода, поднимавшаяся, журча, по моим трубкам прямо мне в рот!
Мне казалось, я буду пить вечно, и я своими глазами видел, как уровень Миссисипи становился ниже.
- Ха-ха-ха!
- Можете смеяться, приятель, я рад, что вы в таком хорошем настроении, но уверяю вас, что я был тогда в еще лучшем. Отняв наконец губы от тростника, я почувствовал себя другим человеком, точно восставшим из мертвых или прошедшим сквозь очистительный огонь. Но это еще не все, и я думаю, вы не прочь бы дослушать до конца.
- Непременно, я хочу узнать финал этой истории.
- Я не понимаю, что значит слово "финал", но расскажу вам, чем она кончилась - это любопытнее всего, что было до сих пор.
Шесть долгих дней прожил я на своем суку, иногда наведываясь в орлиное гнездо и воруя там пищу, приготовленную родителями для птенцов.
1 2 3 4 5