- Садись, дитя мое, - были его первые слова, когда он направился к дивану.
Она молча повиновалась.
Сэр Джордж выдержал тягостную паузу, прежде чем заговорить. Казалось, это молчание было тягостно и ему. Тяжелые мысли мучили его.
- Дочь моя, - сказал он наконец, пытаясь подавить свои чувства, надеюсь, мне не надо говорить тебе, по какой причине я позвал тебя?
Он сделал паузу, хотя и не для того, чтобы получить ответ. Он не ждал ответа. Он лишь хотел собраться с мыслями, чтобы продолжить беседу.
Девочка сидела молча, наклонившись, обхватив колени руками, с низко опущенной головой.
- Мне также не надо тебе говорить, - продолжал сэр Джордж, - что я невольно услышал, о чем ты говорила с этим... с...
Снова последовала пауза, как будто он не желал произносить это имя.
- ... с этим чужим человеком, который вошел в мой дом, как вор и злодей.
Взглянув на склонившуюся перед ним фигуру, можно было заметить, как покраснели ее щеки и легкая дрожь пробежала по всему телу. Она ничего не ответила, хотя было очевидно, что эти слова причинили ей боль.
- Я не знаю, о чем вы говорили прежде. Достаточно того, что я услышал вчера вечером, вполне достаточно, чтобы разбить мое сердце.
- О, папа!
- Да, это так, дитя мое! Ты знаешь, как я заботился о тебе, как я тебя лелеял, как нежно я тебя люблю!
- О, папа!
- Да, Бланш, ты была мне любима также, как твоя мать, один-единственный человек на земле, который мне дорог, о котором все мои мысли и заботы. И вот возникло это - чтобы разрушить все мои надежды - то, чему я не могу поверить!
Тело девочки задрожало и заволновалось в конвульсиях, крупные слезинки обильно потекли по щекам, как весенний дождь с неба.
- Папа, прости меня! Прости меня! - только и сумела выговорить она, не в силах остановить рыдания.
- Скажи мне, - произнес он, не отвечая на это страстное обращение. Есть что-то, что я хотел бы еще узнать. Ты говорила с... с капитаном Майнардом... вчера вечером, после...
- После чего, папа?
- После того, как ты рассталась с ним там, под деревом?
- Нет, папа, я не говорила с ним.
- Но ты ведь написала ему?
Щёки Бланш Вернон, побледневшие от рыданий, внезапно вновь обрели ярко-пунцовую окраску. Это особенно контрастировало с её синими глазами, все еще блестевшими от слёз.
Раньше это было несогласие и обида за любимого. Теперь это была краска стыда. То, что слышал её отец под деодаром, хоть и было грехом, но в нем была повинна не она одна. Она всего лишь действовала по велению своего невинного сердца, увлеченного самой благородной из природных страстей.
То, что она сделала и что открылось теперь, - было действие, которое она совершила осознанно. Она сознавала свою вину, заключавшуюся в непослушании, как человек, виновный в преступлении. Она не пыталась отрицать это. Она лишь медлила с ответом, потому что вопрос застал ее врасплох.
- Ты написала ему записку? - сказал отец, слегка изменив форму вопроса.
- Да, написала.
- Я не буду выпытывать, что именно ты ему написала. Зная твою искренность, моя доченька, я уверен, что ты бы мне рассказала. Я только прошу, чтобы ты обещала мне не писать ему больше.
- О, папа!
- Обещай мне, что ты больше не будешь ни писать ему, ни видеться с ним.
- О, папа!
- Я настаиваю на этом. Но не властью, которую я имею над тобой. Я не верю в силу авторитета родительской власти. Я прошу этого для твоей же пользы. Я прошу этого у тебя на коленях, как твой отец, как твой самый дорогой человек. Очень хорошо, моя девочка, сделай это, я знаю твой благородный характер и уверен, что если ты дашь мне слово, ты сдержишь его. Обещай мне, что ты не будешь больше ни писать ему, ни видеться с ним!
И снова девочка судорожно зарыдала. Её отец - её гордый отец - у неё на коленях просит об одолжении! Неудивительно, что она снова заплакала.
А с другой стороны - мысль о том, что одним-единственным словом она оборвет связь с человеком, которого она любила, - человеком, который спас ей жизнь, и сделает после этого себя навеки несчастной!
Неудивительно, что она колебалась. Неудивительно, что какое-то время её сердце разрывалось между дочерней привязанностью и любовью - между родителем и любимым!
- Дорогое, дорогое моё дитя! - продолжал уговаривать ее отец умоляющим, нежным голосом. - Обещай мне, что ты никогда не будешь знаться с ним - по крайней мере, без моего разрешения.
Повлияла ли эта мольба на её решение? Или та робкая надежда, тот лучик света, который был обещан ей последними словами?
Так это или нет, но она дала обещание, и её сердце разрывалось на части.
ГЛАВА LXV
ШПИОНЫ
Дружба между Кошутом и капитаном Майнардом не была сиюминутной. Она возникла не благодаря случайному знакомству, а исключительно обстоятельствам, вызвавшим взаимное уважение и восхищение.
В Майнарде прославленный венгр видел человека, подобного себе - сердце и душу, преданные идеалам свободы.
Правда, он пока мало что успел сделать для них. Но это никак не принижало его помыслов, возвышенных и бесстрашных. Кошут знал, что Майнард готов будет в трудную минуту пожать ему руку и поднять меч в его защиту. Опоздав и не попав на поле битвы, Майнард защитил своего друга пером, в самую тяжелую минуту его изгнания, когда прочие стояли в стороне.
В Кошуте Майнард признавал одного из выдающихся людей в мире - великого в делах и помыслах, воистину посланного человечеству свыше, - словом, человека великого.
Что касается характера Кошута, то можно было воочию убедиться в неверности известной пословицы: "Чем ближе знаешь, тем меньше почитаешь". Как и большинство пословиц, она относится к обычным людям и вещам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128