Нескольких листьев этих пальм достаточно, чтобы покрыть дом, и индейцы так искусно делают это, что подобная крыша держится лет двадцать. Вот почему туземцы очень высоко ценят листья буссу, и жители тех местностей, где эта пальма не встречается, предпринимают далекие путешествия в своих челноках только ради того, чтобы раздобыть этих листьев. Кроме листьев, индейцы пользуются еще и темными цветочными обертками этого дерева; они шьют из них очень прочные мешочки, в которых держат краски для раскрашивания тела; делают и многие другие предметы. Мешочки могут служить и вместо шляпы, если их растянуть. Гуапо тотчас прикрыл себе голову одним из них.
Оставалось только найти еще какую-нибудь пальму, которая легко раскалывалась бы, чтобы сделать из нее доски для пола, планки и прочее. Для этого оказалась как нельзя более пригодной цасюба, из породы ириартеи, прекрасное дерево с гладким стволом, достигающим семидесяти пяти футов высоты: вершина его заканчивается такой же трубкой, как у катинги, но не красной, как у той, а темно-зеленой и более толстой, чем ствол, поддерживающий ее. Листья, выходящие из этой трубки, также перисты, но совершенно непохожи на листья катинги: они представляют пучок очень мелких, зазубренных на концах листочков, неправильно расположенных на общем стебельке. Но что делает цасюбу особенно замечательной, так это конус, образуемый ее воздушными корнями; он поднимается на сорок футов в высоту, причем между отдельными корнями, составляющими его, остаются промежутки, настолько большие, что можно пройти внутрь этой своеобразной пирамиды.
Представьте себе человека, стоящего среди колоннообразных корней под стволом дерева, листья которого развеваются на высоте восьмидесяти футов!
Есть много различных сортов пальм, которые относятся к одной породе ириартеа. Большая часть из них дает овальные, желтые или красные, плоды, горькие и несъедобные. Но дерево всех этих видов очень драгоценно. Ствол цасюбы, которую нашел дон Пабло, снаружи бывает тверд, но внутри очень мягок и раскалывается легче, чем какое бы то ни было другое дерево.
Когда все нужные деревья были срублены, наши изгнанники связали их посредством особой породы лианы и сделали из них таким образом плот, на который положили листья буссу и множество плодов патавы и катинги. После этого Гуапо стал переправлять плот к противоположному берегу, а дон Пабло с сыном перешли по мосту и подоспели как раз вовремя, чтобы помочь Гуапо причалить к берегу.
На следующий день было заложено основание дома; несколько дней затем работали над возведением стен из бамбука, который в большом количестве рос в долине, потому что эта исполинская трава встречается преимущественно у подошвы Анд. Наконец покрыли дом листьями буссу, и он был вполне готов для вселения жильцов.
XVIII. Тапир
Мы говорили уже, что река, войдя в долину, расширялась так сильно, что образовала как бы озеро или по крайней мере пруд. Посередине ее течение еще было заметно, но у берегов вода почти не двигалась, и тут, среди ирисов и кувшинок, распускалась виктория-регия, этот несравненной красоты цветок.
Каждый вечер во время ужина наши изгнанники слышали шум со стороны озера, словно какой-то пловец там бросался в воду и плескался, но вместе с тем время от времени оттуда раздавались звуки, похожие на хрюканье испуганной свиньи. Конечно, это было животное, но какое? Быть может, аллигатор, подумали члены нашей маленькой колонии. Но, хотя аллигаторы вообще нередки в реках этих тропических стран, никто из беглецов не видел еще ни одного в своей реке. Днем никогда не раздавалось ни плескания, ни хрюканья, которые так интересовали Леона и его сестру; но с наступлением темноты все повторялось снова. Наконец, Леон обратил на эти звуки внимание Гуапо, и тот объяснил, что это тапир приходит по ночам купаться и лакомиться корнями ирисов и кувшинок, которые в изобилии растут на берегу.
Кто никогда не видел тапира, тому будет довольно трудно дать о нем ясное представление.
Это животное весьма своеобразно, и отчасти оно напоминает большого кабана, отчасти осла, но ниже ростом, чем последний, и уши его гораздо короче; хвост у него словно обрубленный, и покрыт редкой шерстью. Кожа черно-бурая, почти голая, нос выдается вперед за нижнюю челюсть, образуя маленький, в высшей степени подвижный хобот. Он имеет короткую, прямую гриву, которая спускается ему на лоб и доходит до самых глаз. На передних ногах у тапира по четыре пальца, а на задних только по три, а по толщине он похож на самого толстого осла.
Тапир - совершенно безвредное создание, которое не пользуется для защиты даже своими крепкими челюстями, хотя они вооружены сорока двумя зубами. Когда на него нападают, он пытается убежать, а если бегство не может спасти его от врага, то он дает себя убить, не вступая в бой. Живет он всегда совершенно один, редко можно его встретить в сопровождении самки. Самка имеет только по одному детенышу, о котором заботится с большой любовью, пока тот не подрастет настолько, что сможет жить самостоятельно.
Тапир считается заповедным, и говорят, что он занимает в Америке то же место, какое гиппопотам и носорог - в Старом Свете. Но он гораздо менее любит воду, чем гиппопотам, и хотя и может оставаться в воде по несколько минут и ищет себе пищу в реках, болотах и озерах, но все же гораздо большую часть времени он проводит на суше. Днем спит на куче опавших листьев в каком-нибудь сухом месте и выходит из этого логовища только вечером; но во время дождя часто показывается и днем. Подобно свиньям, он любит валяться в грязи, но никогда не входит в свое логовище, не выкупавшись в чистой воде и не смыв с себя всю грязь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54