Этот взгляд еще более подзадорил в нем желание выказать свою власть над молодым англичанином.
- Где вы поймали этого оборванца? - спросил он сержанта, бросая презрительный взгляд на Генри.
- Мы его схватили в тот момент, когда он тайком пробирался к деревне.
- Тайком! - вскричал молодой англичанин, пристально смотря на сержанта, опустившего глаза... - За мои лохмотья вам следует краснеть, г-н офицер. Если бы вы и ваши солдаты лучше исполняли свои обязанности, моя одежда не была бы в таком состоянии.
- Ого, синьор, у вас слишком острый язык! Советую вам отвечать только на вопросы.
- Я имею право говорить первый... По какому поводу я в плену?
- А вот это сейчас выяснится. Есть у вас паспорт?
- Странный вопрос для человека, только что вырвавшегося из когтей разбойников!
- Почему мы можем это знать?
- Мое появление здесь и мой внешний вид служат неопровержимым доказательством моих слов. А если вам этого недостаточно, то я призову в свидетели синьорину, которая, может быть, вспомнит пленника, виденного ею со своего балкона.
- Конечно, конечно, папа, это тот самый.
- Я подтверждаю, капитан Гвардиоли, что этот человек и есть тот самый английский художник, о котором мы говорили.
- Возможно, - ответил Гвардиоли с недоверчивой улыбкой, - но, может быть, синьор играет и другую роль, о которой он умалчивает.
- Какую другую роль? - спросил Генри.
- Шпиона.
- Шпиона! - повторил пленник, - но для кого и зачем?
- А вот это я и хочу узнать, - иронически заметил Гвардиоли. - Ну, сознавайтесь! Ваша искренность сократит время вашего плена.
- Моего плена?.. Но по какому праву, милостивый государь, говорите вы о плене? Я британский подданный, а вы офицер папской армии, а не начальник бандитов... Берегитесь, вы рискуете!
- Чего бы мне это ни стоило, синьор, но вы мой пленник и останетесь им до тех пор, пока я не узнаю причин, приведших вас в эти места. Ваши рассказы очень подозрительны. Вы выдаете себя за художника?
- Я и есть художник, хотя очень скромный, но не все ли это равно.
- Совсем не все равно. Почему вы, бедный художник, очутились в этих горах? Если вы англичанин и артист, как вы утверждаете, то ведь вы приехали в Рим изучать искусство? Так с какой же целью вы очутились здесь? Отвечайте, синьор!
Молодой человек колебался, сказать ли правду?
Одного слова было достаточно, чтобы получить свободу.
- Синьор капитан, - сказал он после краткого размышления, - если вы считаете своим долгом узнать причины, приведшие меня сюда, я вам их скажу. Может быть, мой ответ удивит синьора Торреани и синьориту Лючетту.
- Откуда вы знаете наши имена? - вскричали с удивлением синдик и его дочь.
- От вашего сына, синьор.
- Моего сына? Он в Лондоне!
- Именно в Лондоне я впервые услышал имена Франческо и Лючетты Торреани.
- Вы знаете Луиджи?
- Так хорошо, как может знать человек, проживший с ним целый год под одним кровом...
- Спасший его кошелек и, может быть, жизнь, - прервал синдик, подходя к артисту и протягивая ему руку. - Если я не ошибаюсь, вы тот молодой человек, который его вырвал из рук разбойников и убийц? Это о вас Луиджи часто говорил в своих письмах?
- О, да! - вскричала Лючетта, подходя в свою очередь и смотря на иностранца с возрастающим интересом. - Вы так похожи на портрет, описанный нам Луиджи.
- Благодарю вас, синьорина, - отвечал улыбаясь, молодой артист. - Что же касается моей тождественности, синьор Торреани, то я мог бы вам ее засвидетельствовать лучше, если бы мой друг Корвино, лишивший меня денег, не отнял у меня рекомендательное письмо вашего сына. Я рассчитывал представить вам его лично, но известные вам обстоятельства мне помешали.
- Но отчего вы нам ничего не сказали, когда вы проходили здесь с бандитами?
- Тогда я не знал ни кто вы были, ни названия местечка, по которому мы проходили с разбойниками.
- Как жаль, - проговорил синдик, - что я не знал этого раньше! Я бы постарался освободить вас.
- Благодарю вас, синьор Торреани! Но это вам бы недешево обошлось, не менее 30 тысяч лир.
- 30 тысяч? - вскричали в один голос присутствующие.
- Вы слишком дорого себя цените, синьор художник! - заметил иронически офицер.
- Это точная сумма выкупа, требуемого Корвино.
- Он, вероятно, вас принял за какого-нибудь милорда и, вероятно, отпустил бы, узнав свою ошибку.
- Да, и взяв у меня палец... разумеется, вместо выкупа, - добавил англичанин, показывая руку.
Лючетта вскрикнула от ужаса.
- Да, - проговорил взволнованный синдик, - вот неопровержимые доказательства. Я не мог бы быть вам полезен. Но скажите, как вы избавились от этих негодяев?
- Об этом мы поговорим завтра, - перебил Гвардиоли, недовольный всеобщей симпатией, возбуждаемой англичанином. - Сержант, отведите пленника и заприте в караулке. Утром я допрошу его снова.
"Опять в заключение", - подумали синдик и его дочь.
- Позвольте напомнить вам, - заметил англичанин, обращаясь к офицеру, что вы берете на себя большую ответственность. Даже папа не сможет защитить вас от наказания, которое должно последовать за оскорбление британского подданного.
- Джузеппе Мадзини тоже не избавит вас от наказания, которое следует республиканским шпионам, синьор англичанин!
- Мадзини... республиканский шпион... да вы бредите!..
- Послушайте, граф, - сказал синдик убедительным тоном, - вы заблуждаетесь. Какой же он шпион? Это честный английский джентльмен... Друг моего сына Луиджи. Я вас прошу за него.
- Невозможно, синьор синдик! Я должен исполнить свой долг. Сержант, исполняйте ваш. Уведите пленника!
Сопротивление было бесполезно. Генри повиновался, обменявшись с Лючеттой взглядом, утешившим его за новое унижение, и бросив такой взгляд Гвардиоли, после которого благородный граф чувствовал себя весь вечер не в своей тарелке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52