Почему мистер Свинтон не последовал туда за ним? Теперь поведение обоих казалось не безупречным.
Что касается Мейнарда, то сомнения с него были сняты, и не успел он исчезнуть за поворотом Сэнди-Хука, как была полностью восстановлена его репутация «джентльмена и человека чести».
Требовалось объяснение. И вскоре оно начало вырисовываться.
Вскоре после отъезда Мейнарда в Оушн Хаус стало известно, что в утро после бала из Нью-Йорка на пароходе приплыл незнакомый джентльмен, прошел в номер Мейнарда и провел там целый день.
Стало известно также, что было написано письмо мистеру Свинтону и вручено его лакею. Это подтвердил коридорный, относивший письмо.
Что говорилось в этом письме?
Должен был знать мистер Лукас, и его об этом спросили.
Но он не знал. Не знал не только содержание письма, но и то, что оно вообще было послано.
И когда ему рассказали, он почувствовал, что у него зарождается подозрение. Он сразу решил потребовать у Свинтона объяснений.
С этим решением он направился в номер англичанина.
Он застал его в номере и с некоторым удивлением обнаружил, что тот очень фамильярно расположился со своим слугой.
– Что это я слышал, мистер Свинтон? – спросил Лукас, войдя.
– А что… что вы слышали, доуогой Лукас?
– Письмо, о котором все говорят.
– Письмо… письмо. Пйизнаюсь, совеушенно не понимаю, о чем вы, мой доуогой Лукас.
– Ерунда! Разве вы не получали письмо от Мейнарда – на утро после бала?
Свинтон побледнел и смотрел во всех направлениеях, кроме глаз Лукаса. Он колебался, одновременно пытаясь выиграть время. Однако понял, что отрицать невозможно.
– О! Да… да! – ответил он наконец. – Было письмо – и очень стуанное. Я его пуочитал на следующий день. Мой лакей Фуэнк, этот глупый малый, забуосил его в угол. Я пуочел его только на следующее утуо.
– Оно, наверно, все еще у вас?
– Нет. Я уаскуйил с его помощью сигауу. Нелепый случай.
– О чем оно было?
– Ну… что-то вуоде извинения со стоуоны мистеуа Мейнауда. Там говойилось, что он должен суочно уплыть с вечейним пауоходом из Ньюпоута. Подписано его дуугом Уупеутом Уоузвельдтом, котоуый назвал себя гуафом Австйийской импейии. Я его пуочел. А так как написавший уже уехал, я йешил, что не стоит больше думать об этом непйиятном деле.
– Клянусь Богом! Мистер Свинтон, это письмо ставит нас обоих в очень неловкое положение!
– Но почему, мой доуогой дууг?
– Почему? Потому что все хотят знать, о чем оно. Вы говорите, что уничтожили его?
– Уазоувал на клочки, завейяю вас.
– Очень жаль. Хорошо известно, что письмо было послано и получено вашим слугой. Конечно, все считают, что вы его получили. Нам придется кое-что объяснять.
– Вейно… вейно. Что вы пйедлагаете, мистеу Лукас?
– Ну, лучше всего рассказать всю правду. Вы получили письмо слишком поздно, чтобы ответить на него. Все уже знают, почему так получилось, так что вам от этого хуже не будет. Мейнард выходит из этого дела без ущерба.
– Вы считаете, что так лучше?
– Я уверен в этом. Мы должны так сделать.
– Что ж, мистеу Лукас, я согласен со всем, что вы пйедлагаете. Вы все сделаете пйилично. Я у вас в большом долгу.
– Мой дорогой сэр, – ответил Лукас, – вопрос уже не в соответствии приличиям. Необходимо объяснить это письмо, полученное вами от мистера Мейнарда. Полагаю, я волен давать объяснения?
– О, конечно. Конечно…
Лукас вышел, намереннный очиститься от всяческих обвинений.
Вскоре весь внешний мир знал суть, если не точное содержание загадочного письма. Это восстановило репутацию человека, написавшего его, и нанесло ущерб репутации получившего.
С этого момента в оценке ньюпортского общества Свинтон перестал быть орлом. Он был больше даже не успешно охотящимся ястребом: голуби начали его сторониться. Но он по-прежнему не отрывал взгляда от птицы с великолепным оперением, намного превосходящим остальных, и готов был к решающему броску.

Глава XXII
Заговор монархов

Революционные конвульсии, сотрясавшие троны Европы в 1848 году, были одним из тех периодических потрясений, которые случаются каждые полстолетия, когда угнетение становится невыносимым.
Предшествующая революция 1790 года после начальных успехов, перемежавшихся поражениями, была окончательно разбита на поле Ватерлоо и тут похоронена ее мрачным палачом Веллингтоном.
Но могила опять выпустила наружу мертвеца; и прежде чем этот хладнокровный янычар деспотизма сошел в свою могилу, он увидел, как убитый им призрак свободы вновь обретает плоть и угрожает коронованным тиранам, которым Веллингтон так преданно служил.
Им не только угрожала опасность: многие из них лишились тронов. Слабоумный австрийский император бежал из своей столицы, как и бюрократ король Франции. Слабого Вильгельма Прусского призвали к ответу его долго страдавшие подданные и принудили на коленях дать им конституцию.
Десяток маленьких королевств последовал их примеру: а папа, втайне поддерживавший монархов, вынужден был оставить Ватикан, этот центр и оранжерею политического и религиозного позора, изгнанный красноречивым языком Мадзини и горячим лезвием Гарибальди.
Даже Англия, безопасная в своем глубочайшем равнодушии к свободе и реформам, дрожала от криков чартистов.
У всех коронованных голов в Европе были свои причины для страха и тревог; и какое-то время даже казалось, что свобода побеждает.
Увы! Это был всего лишь сон народов, недолговечный и рассеивающийся, как дым. Его сменил новый долгий период сна под еще более тяжелым гнетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110