Моя школа…
– В данный момент это не ваша школа. Это место преступления, и хозяйка здесь я.
– Место преступления? – В лице Арнетты не осталось ни кровинки. – Что вы хотите сказать? Какого преступления?
– А вот это мне предстоит узнать. Я хочу допросить свидетельниц по очереди. Лучшим местом для беседы будет, думаю, ваш кабинет. При беседе может присутствовать один из родителей или опекунов.
– Ну что ж, прекрасно. Идемте со мной.
– Офицер? – Ева оглянулась через плечо. – Передайте детективу Пибоди, что я в кабинете директора.
Его рот дернулся в едва заметной усмешке.
– Есть, лейтенант.
«Совсем другое дело, – подумала Ева, – когда ты – бонза, а не простой смертный. Когда ты поджариваешь, а не тебя поджаривают». Вообще-то в свое время у нее не было, что называется, особых проблем с дисциплиной. В основном она старалась остаться незамеченной, просто проскользнуть потихоньку, окончить школу и вырваться из образовательной тюрьмы, как только возраст позволит.
Но ей не всегда удавалось остаться незамеченной. Дерзкий язык и неприятие школьных порядков порой прорывались наружу, и ее вызывали в кабинет директора. И поджаривали.
Вероятно, ей, подопечной государственной системы, следовало быть благодарной за то, что государство дает ей возможность получить образование, обеспечивает крышей над головой и пищей в достаточном количестве, чтобы не умереть с голоду. Ей полагалось быть благодарной за то, что у нее есть одежда, пусть даже с чужого плеча. Предполагалось, что она должна стремиться к самосовершенствованию, но это было сложно, потому что не существовало точки отсчета. Ева сама толком не помнила, кто она такая, откуда родом, кем была раньше.
От школьных лет у нее остались лишь воспоминания о том, как ей читали высокомерные нотации, как на нее хмуро смотрели свысока.
Но больше всего ей запомнилась бесконечная, смертельная, всепроникающая скука.
Конечно, ей не довелось учиться в частной школе, оборудованной по последнему слову техники, со сверкающими чистотой классными комнатами, стильной школьной формой и соотношением один учитель на шесть учеников.
Ева готова была биться об заклад на свое месячное жалованье, что в школе Сары Чайлд не было кулачных боев в коридорах и самодельных бомб в шкафчиках.
Но в этот день здесь произошло убийство.
Ожидая свидетельниц в кабинете директора Моузбли, где благодаря живым растениям и красивой посуде была умело воссоздана так называемая домашняя атмосфера, Ева просмотрела досье убитого.
Фостер Крейг, двадцать шесть лет. Уголовного досье нет. Родители живы, отметила Ева, и до сих пор женаты друг на друге. Живут в Нью-Джерси, там же родился и вырос Крейг. Учился в Колумбийском университете с частичной стипендией, получил диплом учителя и работал над магистерской диссертацией по истории.
Женился на Лиссет Боливар в июле прошлого года.
На фотографии с удостоверения личности он показался Еве юным и восторженным. Красивый молодой человек с кожей цвета жареных каштанов. Глубокие темные глаза, темные волосы, причесанные… Если Ева правильно помнила, эта прическа называлась «кок». Волосы по бокам и сзади коротко подстрижены, а на макушке высоко взбиты.
На нем и ботинки были модные, вспомнила она. Черные с серебром, на гелевой подошве, со шнуровкой. Дорогие. А вот его спортивная куртка была скромной, коричневого цвета, да еще и с заношенными обшлагами. Приличные часы на запястье, но Еве они показались копией дорогой марки. И блестящее золотое кольцо на безымянном пальце левой руки.
Наверно, когда Пибоди закончит осмотр места преступления, в карманах у Крейга обнаружится около пятидесяти долларов мелочью.
Ева сделала несколько кратких пометок:
Откуда взялся горячий шоколад?
Кто имел доступ к термосу?
С кем он делил кабинет?
Хронологическая шкала. Кто последним видел его живым, кто первым нашел тело?
Страховка, завещание. Кто наследует?
Ева подняла голову, когда дверь открылась.
– Лейтенант? – Директор Моузбли вошла, положив руку на плечо девочки с молочно-белой кожей, усеянной веснушками, которые очень шли к ее морковно-рыжим волосам – длинным, гладко зачесанным назад и стянутым в хвост.
На ней был синий блейзер и безупречно чистые брючки цвета хаки. Она казалась хрупкой и перепуганной.
– Мелоди, это лейтенант Даллас из полиции. Она хочет поговорить с тобой. Лейтенант Даллас, это Анджела Майлз-Бранч, мать Мелоди.
«Малышка унаследовала кожу и волосы от матери, – отметила Ева. – И мамаша выглядит такой же напуганной».
– Лейтенант, я хочу спросить: неужели это не может подождать до завтра? Сейчас мне хотелось бы отвезти Мелоди домой. – Анджела как тисками сжимала руку Мелоди. – Моя дочь плохо себя чувствует, и это можно понять.
– Всем заинтересованным сторонам будет лучше, если мы покончим с этим сейчас. Это много времени не займет. Директор Моузбли, прошу нас извинить.
– Я считаю, что должна остаться как представитель школы и защитник интересов Мелоди.
– Представитель школы в данный момент не требуется, а интересы несовершеннолетней представляет ее мать. Вам придется выйти.
Судя по ее глазам, Моузбли могла бы возразить, но промолчала и, вздернув подбородок, вышла из кабинета.
– Почему бы тебе не присесть, Мелоди?
Две крупных слезы выкатились из голубых глаз Мелоди.
– Да, мэм. Мама?
– Я здесь, детка. Я тебя не оставлю. – Не выпуская руку дочери, Анджела села рядом с ней. – Для нее это было ужасно.
– Да, я понимаю. Мелоди, я запишу нашу беседу.
Девочка кивнула, уронив еще две безмолвных слезы. В эту минуту Ева пожалела, что так неудачно распределила обязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19