железными сараями, сильно походившими по своему
виду на гаражи; и прочими памятниками подмосковной архитектуры
начала XXI века, слепленными, подобно птичьим гнездам, из
всего, что только может сгодиться: из разнокалиберных досок,
дюралевых листов, кусков плексигласа (вместо окон), пенопласта
и брезентовых полотен.
Но более всего Федора поразили не сами хибарки, а их
обитатели. И поразили они его сохранившимся в них, несмотря ни
на какие обстоятельства, мощным зарядом жизненной энергии...
Никто в этот теплый безветренный вечер не сидел, казалось,
дома: кто пил чай всей семьей из пыхтящего возле самой обочины
самовара, кто играл с соседями в лото за врытым перед домом
столом, кто травил анекдоты или обсуждал последние сплетни,
собравшись в кружок, а кто и просто прогуливался вдоль дороги,
совершая "вечерний моцион". Шоссе было отдано детям: настоящий
простор для игр, да и родителям удобно, потому что их шалопаи
все время на виду. Федору ежеминутно приходилось объезжать то
начерченные мелом на асфальте "классы", по которым прыгали на
одной ноге девочки, то баррикады, которые выстроили из разного
мусора игравшие в штурм Останкино мальчики.
- Эй, папаша, где здесь поворот на "Заветы Ильича"? -
окликнул Федор чуть было не угодившего под колесо подвыпившего
мужичка в помятом костюме со значком "II разряд ГТО" на
лацкане.
- Чо? - поднял мужичок голубо-красные глаза.
- Совхоз "Заветы Ильича"... бывший.
- Ты, чувак, с печки свалился?! Там уже давно артель
"Призывы Барабашкина"!
- Так я и говорю "бывший"...
- Тогда за колодцем направо сворачивай, а там через лесок,
через поле - и аккурат приедешь.
- Спасибо.
- "Спасибом" сыт не будешь, - укорил Федора мужичок. -
Выпить есть?
- За этим и еду, - непонятно зачем соврал Федор.
- Тогда и меня бери на багажник! - неожиданно прытко
подскочил мужичок.
- Нет, друг, извини, у меня заднее колесо слабое, -
поспешил Федор нажать на педали.
- Эгоист! - прокричал мужичок. - Без водки вернешься -
зарублю!
Следуя указаниям доблестного значкистка ГТО, носившего эту
древнюю регалию, очевидно, в знак протеста против нынешних
порядков, Федор повернул направо и выехал на пыльную грунтовую
дорогу - "грунтовка", мать-перемать! Здесь его внимание
привлекла березовая рощица, в которой собиралась на "блядки"
местная молодежь. Сельский заводила-гитарист пел частушки:
"Как у милки моей в жопе
разорвалась клизьма -
бродит призрак по Европе
райского царизьма!"
Федору захотелось остановиться и послушать еще, но надо
было торопиться: надраенный погожим днем медный пятак солнца
уже скатывался за верхушки сосен. Однако как Федор ни старался
перегнать сие светило, трясясь и подпрыгивая в седле на
проходящей через свежевыкошенное поле разбитой дороге, оно все
же докатилось до горизонта раньше, чем он - до маринкиного
дома. Длинно-туловищная тень Федора мгновенно укоротилась и
исчезла, но через несколько минут снова появилась, только с
другой стороны и более скромная: на продырявленной звездами
черной ткани ночного неба засияла круглолицая луна. На краю
поля обозначились точечные огоньки горящих окон - на них и
устремился Федор напрямую по шуршащей стерне. Обогнув
посеребренное лунным светом зеркало пруда, он въехал под
аккомпанимент цикад и лягушек в деревню и проследовал по
липовой аллее к третьему с края дому. Дом тот был не чета
пришоссейным халупам - сработанный на совесть из толстенных
бревен за два десятка лет "до новейшей эры", он уверенно стоял
на земле, надменно отгородясь от свихнувшегося мира высоким
забором. Калитка была прочно заперта, но пока Федор раздумывал,
как ему пробраться к самому дому, чтобы постучать в дверь или в
окно, его учуял сторожевой барбос, и тихая летняя ночь
наполнилась бешеным лаем. Послышался скрип - в освещенном
проеме двери возникла женская фигура.
- Эй, мать, придержи кобеля! - наигранно-строго крикнул
Федор.
- Это ты кобель, а у меня сучка, - раздался знакомый голос.
- Спокойно, Инга!
- На ночлег пустишь?
- Смотря кого, - Маринка попыталась всмотреться в лицо
нахального парня, но луна светила ему прямо в затылок, и на
месте лица темнело овальное пятно.
- Ты откуда взялся такой шустрый?
- С того света, мать, - ответил Федор загробным голосом.
Облитое бледным лунным светом маринкино лицо и вовсе побелело.
- Да я это! - сказал Федор обычным своим голосом, пожалев
Маринку.
- Вот злыдень! - обрадованно-облегченно вздохнула Маринка.
- Я тебе счас, Федька, уши пообрываю! - она отперла калитку и
бросилась Федору на шею, чуть было не сбив его с ног своей
массивной грудью. - Напугал до смерти, у меня аж матка ниже
колена опустилась... А за "мать" ты еще получишь!
- Может, в избу пригласишь сперва? - спросил Федор,
подражая ее деревенской речи. - Или ты меня всю ночь, прижав к
забору, лапать собираешься?
- А-а-а, - возмущенно вдохнула в себя Маринка. - Это кто
кого лапает?! - отпихнула она Федора наполнившейся грудью. -
Как хамом был, так и остался... Ну ладно, заходи уж!
Они прошли в дом. Федор при свете рассмотрел Маринку: лицо
ее почти не изменилось - все те же большие карие глаза,
классический прямой носик и тонкие чувственные губы, - но
фигура заметно округлилась со всех сторон... "Сколько ей
сейчас... лет 35?"
- Что, сильно потолстела, да? - Маринка смущенно огладила
платье на широких бедрах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65