Лину судили отдельно, но тем
же судом, и приговор был вынесен идентичный.
Апеллировать я не мог, но мне все же разрешили написать
письмо Главному инспектору. Я просил его "с учетом моих прошлых
заслуг" выполнить мою просьбу и сохранить жизнь Лине. Вскоре я
получил сухой официальный отказ. Тогда я написал еще одно
письмо, в котором просил казнить нас вместе. На этот раз
Главный обещал "оказать содействие" в выполнении моего
последнего желания.
В переписке с Главным прошло около месяца - мою казнь
отложили до ее окончания. Не буду описывать свои переживания в
ожидании смерти, потому что их не было. Я волновался лишь о
том, что Лину казнят раньше, чем я получу ответ на свою
просьбу. Голова моя стала светлой и ясной, я сделался
фаталистом и полностью покорился своей судьбе. Смешно сказать,
но я даже радовался жизни, потому что меня больше не пытали
током и разрешили читать газеты.
И вот в один прекрасный день... Да, это было чудо! Я едва
не захлебнулся от переполнивших меня чувств: раскрыв
центральную правительственную газету, я увидел большую статью
под заголовком "Клевета во плоти". Собственно, это была не
статья, а подборка возмущенных писем читателей, в которых они
клеймили позором книгу "Плоть и прах" - это была моя последняя
книга! Я плакал от счастья: если мою книгу ругают в центральной
газете, значит, ее читают миллионы. Довольно легко я представил
себе цепь связанных с ее распространением событий: ЗМ дошел
через Лину и Веду до издателя. Вряд ли издатель рискнул
официально издать такую книгу, да еще написанную преступником
- скорее всего, он сделал несколько копий и раздал любителям,
а те уже размножили мою писанину на бумаге, на дискетах и в
электронных сетях. И вот теперь я умиленно перечитывал
ругательства в свой адрес, которые звучали для меня слаще любых
похвал: "Серое и скучное, бездарное произведение... заткнуть
грязную собачью пасть клеветника... нож в спину нашей
демократии... позор для современной литературы... за это надо
убивать на месте... дерьмо, дерьмо и еще раз дерьмо... казнить
мало!" Особенно порадовало меня это "казнить мало!" Интересно,
что они имеют в виду под более суровым наказанием? Вечные
пытки? Нет уж, дудки, дорогие читатели, ухожу я от вас, а вы
тут живите как хотите, Бог вам в помощь и ветрило в руки!
Точная дата казни заранее не объявлялась, но когда мне не
принесли в очередной раз обед, все стало ясно. Тех, кого
отправляли в газовую камеру, переставали кормить за 24 часа.
Причина проста: смертника может от газов стошнить на пол
камеры, а кому потом убирать? Исполнителям приговора? Но им и
так нанесена "моральная травма"...
В ночь перед казнью я крепко и спокойно спал. Мне снились
приятные цветные сны. Жаль, что я их не запомнил. Когда меня
разбудили и вывели из камеры в холодный мрачный коридор с
сырыми стенами, на меня еще теплыми волнами накатывали смутные
воспоминания о волшебных грезах. О, Морфей, сын Гипноса, зачем
ты оставил меня?!
Охранник вывел меня во двор. Впервые за много дней я
вырвался из замкнутого пространства коридоров и камер - в
легкие мне ворвался свежий морозный ветер. Я пошатнулся,
опьянев от его разгульной вольности. Последние впечатления от
мира... Ночь. В свете яркого фонаря игольчато искрится летучий
иней. Лай собак за воротами, невразумительные крики. Мигает
красными сигнальными огнями небольшой фургон с зарешеченными
окнами. Кажется, все... Охранник открыл заднюю дверцу фургона и
втолкнул меня внутрь. Я нащупал в темноте скамью вдоль борта и
сел. Через минуту дверцы вновь со скрипом отворились - привели
Лину. Мы молча обнялись...
Тюрьма находилась на окраине города. За высокой стеной
явственно слышался гул голосов... Ночью?! Откуда? Впрочем, не
все ли теперь равно... Машина тронулась и подъехала к воротам
- железный створ с тяжелым ржавым скрипом отъехал в сторону, и
в ту же секунду неразличимая в темноте толпа взорвалась
истошными криками, свистом, ревом, воем, гиканьем и женскими
истеричными воплями на фоне срывающегося до визга надсадного
собачьего лая...
- Что происходит? - спросила Лина, заглядывая мне в
глаза, как будто там мог быть ответ.
Я прильнул к окну и увидел вдоль дороги возбужденную
толпу, неистово размахивающую руками, а перед ней - живое
ограждение из сцепившихся локтями солдат. Ближе к машине
суетились полицеские, с трудом сдерживая рвущихся с поводков
овчарок. Над толпой возвышалась одна девушка: сидя на плечах
рослого парня, она что-то выкрикивала в сложенные рупором
ладони. Я приложил к стеклу ухо и услышал свое имя...
- Это...
Не окончив фразы, я неожиданно для самого себя
расхохотался. Никогда я так не смеялся - до спазмов в горле и
колик в животе. Я катался по полу фургона, рыдая от смеха и
суча в экстазе ногами.
- Что?! - нервно рассмеялась Лина, заразившись моим
хохотом.
- Это... Это... Это моя встреча... встреча с читателями!
- выдавил я из себя, наконец, сквозь радостное хрюканье и
ржание.
- Я тобой... тобой... я тобой горжусь! - расхохоталась
Лина, набрасываясь на меня сверху.
Пока мы валялись в истерике по полу, машина выехала за
город, и шум толпы остался далеко позади. Мы успокоились и сели
обратно на скамью.
- О чем ты думаешь? - спросила Лина.
Я сразу понял, что она хочет спросить, о чем я думаю перед
смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55