- Забыл твою фамилию. Да
ну и фиг с ней. Я с шестерками все равно не разговариваю.
- Покорнейше прошу прощения, - откланялся он, пятясь
задом.
Тут я заметил, что многие на меня поглядывают украдкой с
явным уважением, будто даже боятся не то что подойти, но и
взглянуть прямо. "Однако, - подумал я, - не знаю, к чему это,
но мне крайне в жилу!"

17. Лед тронулся
Внезапно стало относительно тихо. Тот, которого Анна
называла Иешуа, взошел на трон, услужливо сделанный окружающими
из перевернутого на бок цветного телевизора Рубин.
Парень поднял руку и ломовым басом провозгласил: "Всем
лечь - суд идет".
Все скоренько, как будто это ограбление сберкассы, строем
легли на пол, но легли не на животы, а на спины, каждый
старался прилечь поудобнее, поближе к Иешуа, или же чтобы
лежать спиной на ковре, подальше от сквозняка.
- Нам тоже прилечь? - спросил я свою невеселую спутницу.
- Еще чего! Тебе к Нему, на телевизор, а я тут подожду.
Я спокойно, в судах все же не впервой, прошел и сел на
телевизор, при этом Иешуа подвинулся.
- Тронулись? - с молодецким прищуром поинтересовался он.
- А як же! - вторил ему я.
- Сего числа, сего года постанавляю. Слушается дело рабы
божьей Маргариты в миру Анны, - проорал он мне басом на ухо.
Анна стала негромко плакать, растирая тушь по лицу.
- Грешна ли ты дочь моя, мать твою? - задал ей каверзный
вопрос Иешуа.
- Грешна, Ваше сиятельство, ох как грешна, - заголосила
Анна.
- Будем попунктно или сразу все расскажешь?
- Сразу, вашескоблродие, сразу-то оно и легче.
- Ну сразу, так сразу. Прелюбодеянием занималась? С этим?
- добавил Иешуа, ткнув меня пальцем в бок. Больно так ткнул,
зараза, не по доброму.
- Угу, еще как занималась, - не стала отпираться Анна.
Я стал прикидывать, смогу ли я их всех перегасить, если
цирк затянется.
- И не думай, тут тебе не ученая малина, - шепнул мне на
ухо Иешуа. - И я тебе по секрету скажу, только тебе, как
другу, я не Иешуа, а Джон, вникаешь? Так что и не думай!
- Ну что думаете, люди добрые? - спросил Иешуа
аудиторию.
- Стенка, вышка, - заерзали по полу слушатели дела.
- Свидетеля какого-никакого было бы неплохо, -
проскрипел профессор Преображенский, явно намекая на себя.
- Введите свидетеля, - зарычал мне на ухо Отец Народов.
Двое здоровенных детин ввели вяло упирающуюся Тоньку.
- Расскажи-ка мне, Тонечка, где была, - почти по-детски
добрым голосом спросил он перепуганную, растрепанную, полуголую
дебелую бабу.
- Я была девушкой юной, сама не припомню когда, -
залилась фальцетом Антонина.
- Антоша, ради бога увольте, - заметил профессор с пола.
- Так вот, - начала свой сказ Тоня. - В бытность мною
девушкой, как-то случился со мною конфуз. Утречком просыпаюсь,
а моя витту меня покинула.
- Чего, извиняюсь? - переспросил половой профессор.
- У него спроси чего, и не чего, а кто! - резанула Тоня,
кивком указывая на меня. - Села я перед зеркалом, растопырив
ноги, глядь - между ними черная такая, противная дыра и из нее
дует страшно, как из розетки. Я кинулась искать, и нашла мою
горемыку-путешественницу. Я-то к ней никого не подпускала, а
она шлюхачит около ресторана "Украина" и предлагается направо и
налево, a ее высокие чины только и знай, что на больших машинах
катають. Со мной даже знаться не желаить. Когда я пыталась
уговорить ее вернуться взад, амбалы, типо этих, - она
попыталась вырваться, - мне чуть все кости не переломали,
сказали: "Будешь клиентуру отбивать, забудешь название столицы
нашей родины", - слыхали такое? Название я забуду! Да я это
название с кровью матери!
- Ниче не напоминает? - подмигнул уже в который раз мне
Иешуа.
- До противного похоже на мой давишний сон, - согласился
я. И вроде сказал я это полушепотом, но разнеслось все как из
мегафона так, что все лежащие стали активно кутаться, как от
ветра.
- Действительно лед тронулся, - непонятно, с кем и чем
согласился ОН. - Суд закончен, я выношу решение.
Все встали, при этом так тщательно отряхивали коленки,
будто лежали не на спинах.
- Принимая во внимание былые заслуги подсудимой, - на
фразе "былые заслуги" ОН пошловато ухмыльнулся в козлиную
бороденку, - а также чистосердечное признание...
- Стойте, стойте, - его прервал вбежавший в неизвестно
какие двери муж Анны. Голова его была перевязана пестрым поясом
от халата так, что он походил на индейца племени апачи,
вырывшего тамагавк войны. - Я настоятельно требую смертной
казни предавшей мя жене, - спокойно, как на сеансе
аутототренинга молвил наш муж.
- Слово мужа - закон, - быстро согласился ОН. -
Подсудимая награждается смертной казнью путем запрыгивания под
поезд.
Все вокруг радостно засуетились, наполняя стаканы. Фраза
была до того идиотичная, что я не сразу допетрил смысл, да и к
тому же меня сильно отвлек Берлиоз, который на радостях стал
стучать своей головой об пол на манер баскетбольного мяча,
потом довольно сносно повел и в высоком затяжном прыжке загнал
свою отрезанную голову в богемскую вазочку с тюльпанами.
- Ваше последнее желание, мадам, - с трудом перекрикивая
воцарившийся гвалт спросил Иешуа.
Меня с телевизора мягко согнал Воланд, со словами: "А
ну-ка, гыть отседова!" Затем он мутным взором посмотрел на
Анну:
- Мариша, попроси у него денег, хоть погуляем напоследок
по-человецки, - сказал и зычно с тройным эхо икнул. - Господи
помилуй и спаси, - промямлил он и неуклюже перекрестил рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25