— Спасибо и вам, Виталий Сергеевич! — сказала она в ответ. — Но, вы знаете, я не могу пригласить вас к себе.
Еще бы я не знал, едрена вошь, врач-гинеколог!
Изобразил легкое возмущение — типа, за кого вы меня принимаете, я не такой! — пообещал через пару дней позвонить и распрощался.
Она вошла в дом. А я сел в машину и укатил. Доехал до Тарховки, пошел в любимый лесок, где стоит семигранный болт — памятник творчеству братьев Стругацких. Бродил среди деревьев под звуки бренчащей неподалеку гитары и курил. На душе было тускловато. Я знал, что она, заперев дверь, сорвала с головы свой брюнетистый парик и, бросившись на подушку туго перетянутой грудью, разрыдалась.
Я — не козел, братаны!
И потому, докурив третью или четвертую сигарету, вышел на шоссе, сел в машину и решил, что никогда Екатерине Евгеньевне Савицкой больше не позвоню.
7 августа
Утром я Альбине так и сказал. «Никогда, дорогая моя, с Савицкой больше встречаться не буду!»
Дорогая смерила меня насмешливым взглядом и выдает:
— Что? Уже втюрился?
Вопросик, типа, зашибись!
— Кто, — говорю, — втюрился? В кого?
— Ты, — отвечает, — втюрился. В госпожу Савицкую. Втюрился, втрескался, влюбился… Какие еще глаголы есть?.. Эх, черт, — говорит, — рано я тебя к ней направила! Надо было подождать, пока у нее промеж ног все заживет. Дала бы она тебе в первый же вечер, вся бы твоя романтика разом улетела!
— Да при чем здесь, — отвечаю, — романтика? Просто это как-то… И нашел слово подходящее — «бесчеловечно».
— Ох-ох-ох! — говорит моя девочка. — Бесчеловечно?.. А малютку ее к богу отправить было человечно? А «рубашку»с другого малютки носить человечно?
Мне и брякнуть в ответ нечего.
А девочка моя гвоздит дальше.
— Ты, Виталенька, как мальчик, — говорит. — Купился на розовые сопельки. Тебе ж не такая нужна! Что ты с нею через год делать будешь? Она тебе родит и захочет, чтобы ты все время рядом сидел. А ты же привык мокрощелкам под юбки заглядывать!
Вот зараза!
— Ну а ты, — говорю, — чего захочешь?
— Да я-то, — отвечает, — может, того же захочу… Хотя я — не клуша-домоседка. Будут у нас деньги — тогда увидим, чего я захочу!.. А впрочем, — говорит, — смотри сам! Я ведь и другого гинеколога с клиникой могу найти!
Да, гляжу, понесло мою Альбину не на шутку. И как-то после всех ее слов ситуация по-другому смотрится.
И вправду, ведь эта Савицкая наверняка клуша.
Потерся я носом о пушистый Альбинин затылок, руки ей на плечи положил.
— Знаешь, — говорю, — я ведь, под какую юбку ни залезу, это я к тебе забрался. Это ты подо мной всякий раз, твои груди, твои бедра, твой живот…
Она задрожала всем телом, отстранилась резко.
— Знаю, — говорит. — Потому и люблю тебя, стервеца! Если бы ты хоть на мизинчик представлял, как мне-то тяжело!
8 августа
Помылся в баньке, погрел косточки. Заодно с Пашкой Раскатовым побазарил, пока Вадька опять телок осеменял.
Выложил Пахевичу наши предложения, тот было на дыбы. Я — на своем стою. Пошел цап-царапыч — кто кого!
— Я, — говорит, — сгною тебя, Виталик.
— Сгноишь, — соглашаюсь. — Да только будет тебе от этого сплошное моральное удовлетворение. А так тридцать три с третью процента в бабках. И о «рубашке» подумай! В карты зарабатывать одному из главных питерских ментов не предлагаю. А на бирже через подставных лиц можешь и поиграть. Только для «рубашки» нужны мне три волоска с твоей буйной шевелюры.
Похрюкал он, похмыкал.
— Чертовщину, — говорит, — придумал. Не хватает только могил полуночных и черепов со светящимися дырами вместо глаз!
Короче, волосы я ему срезал. В пенофоровый пакетик положил и спрятал.
И тут ему много знать захотелось.
— Слушай, — говорит, — а где ты эти «рубашки» достаешь?
— Тебе, — отвечаю, — не все равно? Будет какой криминал, к тебе обращусь. Прикроешь небось?
— Прикрою, — говорит. — За дополнительные семнадцать и две трети процента.
Вот козел в погонах! На том и порешили. «Рубашку»я ему через неделю обещал. Дабы не думал, мент поганый, что я перед ним на задних лапках ходить буду!
Потом Вадик розовенький прибежал. Начал ныть: дай, Виталик отыграться.
Я подмигнул Пахевичу и согласился.
Сели, и начался спектакль. Ограничились теми же полутора часами. Время от времени я перезаказывал и играл на безлапье. Вадька хорохорился и потирал ручонки. Через полтора часа я проигрался в дым. Тридцать восемь с копейками Вадику и пятеру с полтиной ментяре. Золотое правило — нельзя человека постоянно без штанов оставлять. Иначе он с тобой играть не будет.
Закончилась наша банька групповухой.
9 августа
Утром я отдал пакетики с волосами Альбине.
— Зачем они, — говорю, — тебе?
— Пригодятся, — отвечает. — Ведь я кто? Колдуй, баба, колдуй, дед, сорок сбоку, ваших нет!
Поржали, и она опять за свое.
— Пора, — говорит, — Виталенька, Савицкой позвонить. А то найдется другой утешитель!
Видно, меня перекосило.
— Опять, — говорит, — двадцать пять за рыбу деньги? Ты ведь обещал!
Звякнул я Савицкой, стрелку забил. Только от кабака она на этот раз отказалась.
— Давайте, — говорит, — Виталий Сергеевич, сегодня просто погуляем.
Погуляем так погуляем… Решил я ее свозить в тот лесок, возле Тарховки, где болт семигранный на полянке стоит. Клинику Наташке оставил, поехал пораньше, чтобы засветло.
Сегодня Катя была без парика. Не знаю, что она там в зеркале видит, когда черный парик надевает, но в блондинках ей гораздо круче.
Поздоровались.
— А почему бы, — говорю, — нам с вами, Екатерина Евгеньевна, по лесу не прогуляться? Грибов, правда, не обещаю, но сосновый аромат — в полный рост!
Согласилась.
Сели в машину, покатили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95