И в первую очередь Ларисе...
Но Ляшенко охладил ее пыл.
- Ты оперативный работник, и твоя задача устанавливать факты, а не
давать им произвольные оценки. Не уподобляйся тем, кто, едва заметив муху,
делает из нее слона и, не получив на то патента, уже собирается торговать
слоновой костью. Это я к тому, что тебе предстоит доверительная беседа с
Ларисой... Спокойней, без эмоций, младший лейтенант Юрко! Доверительная
беседа получается лишь тогда, когда в ее основу кладутся не эмоции, но
взаимное доверие. А посему тебе надлежит говорить с Ларисой дружелюбно, с
пониманием положения, в котором она оказалась... Что значит не смогу? А
зарплату ты можешь получать? Так вот, имей в виду: это не моя прихоть, а
служебное предубеждение, от которого ты должна отрешиться, мне тоже было
не просто, но помог разговор с умным человеком. Надеюсь, и тебе поможет
наш разговор, ибо - в ином случае - я не смогу считать тебя умным... А
если серьезно, то подумай, как юрист: в чем виновата Лариса? Забудь на
время финал этой истории, который мог быть иным и только в силу стечения
ряда обстоятельств приобрел трагическую суть...
Над этим стоило подумать. Конечно, если отрешиться от печального
финала, то эта история и в самом деле ничего ужасного в себе не таила. Ну,
поехала с названым братом в загородный ресторан выпить кофе, потанцевать,
послушать музыку. Что тут предосудительного? Ну, прицепился подвыпивший
парень - знакомый, который приревновал ее к ее же брату (правда, к
сводному, да еще такому, от которого всего можно ожидать). Разве Лариса
виновата? Какие бы ни были у нее отношения с Новицким, это только ее и
Новицкого дело... Ну, допустим, раздавала доставшиеся ей по наследству
книги. Книги унаследовала, а любовь к ним не переняла. Не казнить же за
это... Поспешила убраться с места происшествия, едва появился патруль? А
кому охота, если на то пошло, быть героиней скандала, фигурировать в
милицейских протоколах, оправдываться потом на месткоме, комсомольском
бюро? Конечно, со стороны такая позиция выглядит не лучшим образом. Но
это, если смотреть со стороны... На чем же, в таком случае, зижделось ее,
Галины, предубеждение? На годичной давности короткой встрече с заносчивой
девицей в японском спортивном костюме, которая неожиданно появилась в
отцовском кабинете, вмешалась в разговор старших? А что, собственно, она
сказала тогда? Надо, по возможности, припомнить каждое слово. Тон был
задиристый, вызывающий, и это хорошо запомнилось, заслонило собой суть. А
сказала она вот что: "Толик может убить, но не украсть. Это у него на лице
написано. Надо быть хоть немного физиономистом, товарищ сотрудник
милиции!" Да, так и сказала. А потом на лестничной площадке, совсем уже
дерзко: "Послушайте, оставьте парня в покое! Он порядочнее нас с вами...
Откуда мне известно? Я целовалась с ним!" Если отбросить вызов, браваду, а
это надо было сделать сразу, то что же остается? Она защищала Толика:
открыто, настойчиво защищала. Даже в ущерб себе... А почему, собственно, в
ущерб? Призналась, что целовалась с ним? Возможно, выдумала это для
хлесткости ответа - есть такие девчонки, которые себя не пощадят, лишь бы
за ними осталось последнее слово. Но даже если это была правда, то ничего
страшного нет и в этом. Кто из девушек не целуется с парнями? Конечно, для
Толика Зимовца это было целым событием: он был влюблен и влюблен впервые,
что Ларисе следовало учитывать. Но так ли велик грех влюблять в себя
парней? К тому же, надо думать, она не связывала себя никакими заверениями
- нынче клятвы не в моде - и, очевидно, вообще не придавала значения этим
поцелуям. Понимал ли это Толик? Трудно сказать. Но совершенно ясно, что
объясняться с Ларисой он должен был раньше и в любом случае избрать для
этого более подходящее место.
Нет, здесь было что-то не так, и Ляшенко прав: надо поговорить с
Ларисой начистоту. Вот только, где встретиться с ней? Вызвать повесткой?
Вряд ли у них получится откровенный разговор в этом случае. Надо что-то
придумать...
Придумывать не пришлось - они встретились в тот же день на похоронах
Анатолия Зимовца. Галина не думала, что Лариса осмелится прийти на
похороны: не говоря уже о прочем, она рисковала нарваться на крупный
скандал. Тамара Зимовец, каким-то образом прослышав о ее причастности к
потасовке у ресторана, метала на Ларисину голову громы и молнии.
Галина сама колебалась: ехать или не ехать на кладбище. От Ляшенко
она знала о выпадах Тамары по адресу работников милиции, и это нельзя было
сбрасывать со счетов. Но накануне ее вызвал Билякевич и рассказал, что к
нему приходил Иван Прокофьевич Зимовец, извинился за дочь. Иван
Прокофьевич не разделял ее подозрений, считал их вздорными, и в итоге
сумел переубедить Тамару. Он просил Билякевича посодействовать в отношении
оркестра - в ПТУ сомневались, можно ли хоронить Анатолия с оркестром, а
также выразил надежду, что Галина Архиповна Юрко, которую в их семье очень
уважают, придет отдать последний долг его сыну. А еще Иван Прокофьевич
опасался, как бы не было никакого инцидента на кладбище: трагическая
смерть Анатолия вызвала на их улице и окрест ее разные толки, что
будоражит кое-кого из товарищей Анатолия, далеких от него при жизни, но
сейчас воспылавших обидой за него, парней-бузотеров... С оркестром
Билякевич уладил, а учащиеся ПТУ, в котором учился Анатолий, приняли меры,
чтобы не допустить эксцессов со стороны любителей дешевых сенсаций,
скандалов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54