Должно быть, все, что сейчас расскажет Лариса, будет
неправдой или, в лучшем случае - полуправдой. Но то, что она услышала,
ошеломило ее.
Они свернули на тихую Садовую улицу, затененную густыми кронами
каштанов. Лариса чуть наклонила голову, заговорила неторопливым
полушепотом:
- Год назад я сошлась с Толиком и не видела ничего ужасного в этом.
Толик мне нравился своей непосредственностью, робостью, которую он пытался
скрывать за напускной грубоватостью. Но вскоре поняла, что сделала
глупость: Толик был наивен, как ребенок, и все принимал всерьез. Он
настаивал, чтобы мы поженились. Это было бы смешно, когда бы он не был так
настойчив. В общем он надоел мне быстрее, чем я ему. Отделаться от него
было нелегко, и мне ничего не оставалось, как сказать, что выхожу замуж за
Новицкого. Конечно, это была неправда, но я знала, что Толик поверит: с
первого дня нашего знакомства он ревновал меня к Паше. Пашу я не
предупредила, поскольку не думала, что Толику взбредет в голову
объясняться с ним. А оно вон как получилось!
О книге она умолчала. Но дело было даже не в этом - Галина не
поверила ей. Все, о чем она рассказала неторопливым, ровным полушепотом,
было уже сказано Тамарой Зимовец, которая подхватила пущенную кем-то
сплетню. Тем не менее, Лариса повторила ее почти дословно, не пощадив себя
и не сделав никакой попытки оправдаться, очевидно, ничего другого
придумать не успела...
- Надежда Семеновна знала о ваших отношениях с Толиком?
- Догадывалась.
- А Новицкий?
Лариса вспыхнула, да так, что запылали уши.
- Нет... То есть, возможно, знал... догадывался. Но с некоторых пор
он избегал в разговорах со мной таких тем.
- Почему?
Она не ответила, отстранилась, опустила голову, и ее лицо снова
накрыла волна рыжеватых волос.
"Ах вот в чем дело! - подумала Галина. - Как я раньше не поняла. Еще
на автостоянке, не удержи ее Чижевская, она бы бросилась в драку, стала бы
под нож. И не из любви к острым ощущениям, а потому, что Новицкому, ее
Паше, угрожала опасность. И сейчас решила пожертвовать собой, лишь бы
отвести от него беду..."
И, если до этой минуты у нее еще оставалось предубеждение к девушке,
то сейчас оно исчезло, словно испарилось. Захотелось обнять ее крепкие
плечи, по-дружески встряхнуть, сказать, что нечего тревожиться, переживать
- все должно обойтись для ее Паши. Но тут же вспомнила Толика Зимовца и
невольно отстранилась от Ларисы...
- Вечером 28-го у Толика при себе была книга "Медицинский Канон"
Авиценны из вашей библиотеки.
- Книга? - переспросила Лариса, видимо, для того, чтобы выиграть
время, сообразить, как и что ответить. - При чем тут книга?
- Не знаю, поэтому спрашиваю.
- У папы было больше семи тысяч книг, я не могу помнить все! -
раздраженно сказала девушка.
- Это ценная книга. В свое время Толик одел ее в кожаный переплет,
это был его подарок Матвею Петровичу, - не отступала Галина.
- Может быть. Не знаю!
Она насупилась и Галина решила не настаивать - иначе у них не
получится откровенный разговор.
Они подошли к ее дому, и Лариса подчеркнуто церемонно пропустила
Галину вперед.
- Прошу вас.
Квартира была большой - пять просторных комнат, не считая холла,
подсобных помещений, кухни; богатой - узорчатый паркет, лепные потолки,
хрустальные люстры, ковры; ухоженной - все сверкало безукоризненной
чистотой, в полированные поверхности сервантов, шкафов можно было
смотреться, как в зеркала, а на ворсистые, причесанные подушки дивана,
кресел даже неловко было садиться. Год назад, когда Галина пришла сюда
впервые, это не бросалось в глаза, возможно потому, что во всех комнатах
стояли высокие, под потолок, стеллажи с книгами и не было столько ковров,
хрусталя. Теперь же не было стеллажей, а те немногие книги, что ровными
шпалерами, подобранными по размерам и цветам переплетов, жались друг к
другу за стеклами стилизованных под старину шкафов и полок, принужденно
соседствуя с чайными сервизами, коллекциями вино-водочных бутылок, морских
раковин, принадлежали скорее к комнатному интерьеру, чем к библиотеке.
Только в кабинете покойного профессора все осталось, как прежде:
заваленные книгами стеллажи, шкафы, старомодное потертое кресло,
жестковатый диван, портреты Пирогова и Павлова, бюст Гиппократа, массивный
письменный стол, чернильный прибор из потемневшей бронзы с дарственной
надписью какого-то благодарного пациента.
В доме никого не было, и Лариса провела Галину по всем комнатам, хотя
та не просила об этом, показала даже ванную, выложенную цветным кафелем,
кухню с навесными шкафчиками, газовой плитой, холодильником, посудомойкой
и дверью, выходящей на внутренний балкон. Сказала с усмешкой:
- Вот как живут простые советские медики!
- Ваш отец был большим ученым, замечательным врачом и то, что ему
предоставлялось, было заслуженно, - сочла нужным заметить Галина.
- Отец довольствовался кабинетом: там работал, там же спал. И я
поначалу спала рядом - в холле, потому что боялась пустых комнат.
- Потом привыкли?
- Привыкла: стала ездить по ним на велосипеде - Паша надоумил.
- Сейчас не ездите?
- Смеетесь? Сейчас надо снимать туфли в прихожей, а еще лучше на
лестничной площадке, чтобы не затоптать паркет, ковры... Нет, нет, не
снимайте! Видите, я тоже не сняла. Сегодня можно позволить такую
вольность.
- Надежда Семеновна не будет к нам в претензии?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54