У Галины отлегло от сердца - узнала Мандзюка. Как и когда он появился
здесь? Впрочем, этот вопрос занимал ее недолго, потому что главное сейчас
было не в этом. А еще потому, что на площадке третьего этажа снова
скрипнула и почти тут же негромко стукнула дверь.
- Вот и Дон туда же устремился, - отпуская Галину, удовлетворенно
сказал Алексей.
- Скорее. Там Лариса... Лариса дома, понимаешь, - взволнованно
прошептала Галина. - Она будет сопротивляться, и они могут...
- Нет, - успокоил ее Мандзюк. - Рубашкин на "мокрое" не пойдет. Да и
Боков этого не допустит. Мы его чуток подсветили: когда он подходил к
дому, ему навстречу Сторожук попался. По нашей просьбе, понятно. Донату
пришлось раскланяться с ним. А это уже подсветка, что Донат не может не
учитывать.
- С Ларисой они не договорятся, - не успокаивалась Галина.
- Трудно сказать, - покачал головой Мандзюк. - Дело это во многом
семейное, а потому тонкое, по-всякому может обернуться. Пока у нас нет
оснований без приглашения в квартиру ломиться. А потом, кто знает, где эти
книги спрятаны? Пусть поищут. Мы тоже без дела не останемся.
Он извлек из кармана портативную рацию, выдвинул антенну, сказал
вполголоса:
- Объекты на месте. Можно начинать...
Из второй квартиры вышли и стали подниматься по лестнице
оперативники: Женя Глушицкий, Кленов; со двора вошли и тоже поднялись
наверх Бессараб и курсант-стажер. Они ни о чем не спрашивали Мандзюка,
видимо, все было обговорено заранее.
- Послушаем, на какой стадии там переговоры идут, - подмигнул Галине
Алексей. - В соседней с Яворскими квартире сидит Дымочкин из
научно-технического отдела со своей аппаратурой. Там же находится Чопей.
Он велел ей дожидаться Ляшенко, который должен вот-вот подъехать, и
последовал за товарищами.
Галина слышала, как они поднялись на третий этаж, вошли в соседнюю с
Яворскими квартиру. И снова в подъезде воцарилась обманчивая тишина. Что
происходило в квартире Яворских, можно было только гадать...
Прошло несколько томительных минут, показавшихся Галине вечностью.
Наконец приехали Ляшенко и следователь Кандыба. Ляшенко был чем-то
озабочен. Он велел Галине доложить самую суть, но и эту суть слушал
невнимательно, то и дело поглядывая наверх. Прервал Кандыбу, который стал
задавать уточняющие вопросы: - Потом уточнишь! - Сам же спросил только о
завещании: - Список книг составил Павел?
- Вы что знали, его раньше? - удивилась Галина.
- Оказалось, что знал.

...Сказать было легче, чем осознать этот факт, мимо которого он -
капитан Ляшенко - за минувшие четыре дня проходил не раз, не просто не
замечая его, но не допуская мысли о возможности его существования. Даже,
когда Инна Антоновна, которая, очевидно, была лучшего мнения о его
сообразительности, весьма недвусмысленно намекнула на то, что интересующий
его человек и есть тот самый Павел с горно-лыжной базы, с которым их обоих
связывали товарищеские отношения, он не понял намека.
Возможно потому, что за время их знакомства он встречался с Павлом
лишь в туристических походах, да на лыжной базе - так уж получалось - в
дружных веселых компаниях ненадолго вырвавшихся их городской суеты, от
повседневных дел и забот людей, которые там - в горах - были только
туристами, или только лыжниками, и не о чем другом ни говорить, ни слышать
не хотели.
Но возможно - и это скорее всего - сказался стереотип
профессионального мышления, согласно которому преступник загодя наделяется
отрицательными качествами, не всегда явными, подчас тщательно скрываемыми,
но в экстремальных ситуациях непременно проявляющимися вовне. Павла
Валентин знал как хорошего лыжника, альпиниста, надежного напарника, на
которого можно положиться на крутой горной лыжне, и на самом трудном
маршруте; как доброго парня, которому можно довериться уже не в столь
опасных, но не менее важных делах: Павел никогда не отказывал ему ни в
месте в стареньком базовском "газике", ни в ключе от небольшой, заваленной
спальными мешками инструкторской комнаты, ни в запасной, прибереженной для
себя, паре лыж. Этого было достаточно, чтобы не задавать лишних вопросов.
Тем более, что общие знакомые: Гаррик Майсурадзе, Регина, доктор Год
отзывались о Павле как нельзя лучше, считали его своим парнем. И у
Валентина за все время их знакомства не было причин думать иначе - он тоже
считал Павла своим: простым, понятным. А поступки доктора Новицкого были
непонятны, предосудительны, чужды. И потому казалось, что своим он быть
никак не может...
Несколько часов назад, возвращаясь после обеденного перерыва в свой
кабинет, Валентин увидел в коридоре Павла и обрадовался ему. Он всегда был
рад Павлу: их встречи оставляли живые яркие воспоминания о небезопасных
восхождениях на перевалы, вихревых спусках по сбегающим с горных склонов
лыжням, соревнованиях по гигантскому слалому, веселому празднику
масленицы. Но на этот раз их встреча ничего хорошего не сулила...
Валентин не сразу понял о чем говорит Павел и какое отношение к нему
имеет Новицкий. А понять это уже было несложно: словесный портрет
Новицкого был известен, и о том, что Павел - медик Валентин тоже знал. К
тому же правая рука Павла висела на предохранительной косынке. Но это не
сразу выстроилось в ряд, улеглось в сознании...
Первая мысль была о том, каким, должно быть, остолопом выглядит он -
Валентин - в глазах Инны Антоновны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54