- Далеко это, - сказал Улисс. - не дойти.
- Вот и я говорю - далеко, - закивал Дед, - кто же пойдет? Шансов нет...
Да и охотники уже не те. Виданное ли дело, через Мертвые Поля идти? Вот
если бы Псан был жив...
- Что тебе Псан, - сказал Улисс. - проход-то один, а Предельные Горы на
сколько тянутся? Никто ведь не мерил... Вдоль них идти, может, месяц надо,
да и неизвестно, в какую сторону. А там на второй день уже кожа чешется, на
третий - во рту солоно, а на четвертый - кто не ушел, тот уж насовсем
остался...
- Лесом, лесом надо идти, - сказал Дед, - быкарь лесом ушел. И
свирепень, опять же, из леса появился...
- Свирепень, - повторил Улисс угрюмо, - он только того и ждет, чтобы
кто-нибудь в лес забрел.
- Это да, - согласился Дед, - я же и говорю - шансов нет.
Улисс повернулся и пошел назад к воротам. Дед семенил за ним,
- Вот если вдесятером пойти, - говорил он, - или хотя бы впятером.
Пятерых-то небось свирспепь разом не заглотит...
Город понемногу просыпался. Из маленьких черных отверстий в снегу
поднимались сизые дымы. Из отверстии побольше выползали люди. Одни, с
мешками для дров за спиной, брели к воротам, другие аккуратно срезали
лопатами тонкий верхний слой снега и сыпали его в ведра. Последний снегопад
был хороший, снег выпал чистый - растапливай да пей, а то до этого всю
неделю сыпала какая-то ледяная крупа, серая, вонючая и вредная. Снегом
запасались впрок, надолго, подземные воды для питья не годились...
Навстречу Улиссу, пыхтя, проковылял мальчишка с санками. Других детей не
было видно. Их вообще стало меньше в последние годы, словно старая болезнь,
передававшаяся во многих семьях от родителей к детям, накопила достаточно
сил и решила наконец покончить с Городом. Большинство детей рождались либо
совсем нежизнеспособными, либо... Улисс невольно поежился. Либо такими, как
Увалень, теткин сын...
Старики говорят, что дело можно было бы поправить, если бы в Город
пришли люди со стороны. Да уж больно далеко они, те люди, а может, их и нет
совсем.
Улисс нырнул в узкий лаз, на коленях протиснулся через дверь, в
небольшом тамбурке снял верхнюю куртку и наконец вошел в дом. Здесь было
тепло и душно.
Ржавые кирпичные стены, прикрытые кое-где шкурами, поблескивали от
сочившейся из почвы влаги. Тетка, ворча, возилась у печки, в дощатом загоне
храпел Увалень, а у стены на низком топчане, укрытая шкурами, лежала Ксана
- сестра Улисса.
- Дров-то принес, нет? - рявкнула тетка, оборачиваясь. В руке у нее была
деревянная ложка с дымящимся варевом, и Улисс сразу вспомнил, что вчера ему
так и не удалось ни разу толком поесть.
- Днем схожу, - ответил он и зачерпнул из ведра полковша талой воды.
Вода была совершенно безвкусная, а значит - хорошая.
- Где ж ты шатался все утро, что и дров ни хворостинки не мог
прихватить?
- Сторожа позвали, - сказал Улисс, - свирепень ноью приходил, под
воротами рыл...
- Ох! - тетка уронила ложку в горшок с варевом, - да что же это!
Страх-то какой! Разве мало на нас всякой погибели? Уж и так заживо гнием,
ни еды ни питья не видим. - Она выловила ложку и стала снова мешать в
горшке, причитая:
- Ой, как пойдет он дома рыть да людей таскать! Он, смерть наша!
- Не пойдет, - сказал Улисс, вылив недопитую воду обратно в ведро. -
Теперь ворота на ночь будем свинцовыми чушками закладывать. Свирепень их
больше мяса любит...
Он подошел к топчану и сел на край. Ксана не спала. Ее большие глаза
пристально смотрели на него из глубины зловещих черных кругов. Улисс
вспомнил, какая она была красивая и здоровая, и ему снова стало невыносимо
тоскливо.
Когда-то весь Город завидовал их матери, считая, что двое нормальных
детей в семье - это чудо. Редко кому выпадает такое везение, почти каждого
проклятая судьба наделила каким-нибудь уродством или врожденной болезнью,
но дети продолжали рождаться - природа оказалась сильнее человеческого
страха.
За свою жизнь Улисс не раз видел, как умирают знакомые и близкие люди
смертью стремительной и необъяснимой или медленной и мучительной, но
никогда еще он не чувствовал так остро, что теряет часть самого себя. Почти
каждую ночь Ксана снилась ему висящей над пропастью, и не было сил удержать
ее и спасти.
Они всегда были вместе: Улисс и она, веселые, сильные, неустрашимые...
Беда случилась прошлым летом - во время охоты
Ксана упала в реку. Чудом ей удалось выбраться на берег и отползти
подальше от воды, по подняться она уже не смогла. Никогда.
Улисс сидел, уставившись бессмысленным взглядом на потрескивающий
фитилек светильника, и вроде бы ни о чем не думал, но сестра, с трудом
разомкнув помертвевшие губы, вдруг тихо спросила:
- Уходишь?
Улисс опустил голову.
- Ухожу.
Снова шевельнулись губы Ксаны, словно хотели шепнуть: "А как же я?" - но
ни звука не вылетело из них, и Улисс ничего не услышал.
- То есть как это - "ухожу"? - оторвалась от плиты тетка. - С ума сошел?
Тут за ворота не выйдешь, страх такой, он - "ухожу"! Жить надоело? Да и
куда идти? Зачем?
- Где-то есть в Мертвых Полях проход в другие земли...
- Да что тебе те земли? Чем они лучше наших? Везде одно и то же - зараза
и гибель. Да и не дойти до них через Мертвые Поля, это ж мальчишке ясно,
лучше уж сразу в реку кинуться.
- Быкари ушли, - сказал Улисс, - значит, есть хороший проход. Уж они-то
к Мертвым Полям никогда и близко не подходили.
- Как же ты пойдешь один? А свирепень?
- Ну, почему один, - Улисс пожал плечами, - найдутся люди.
- Да кто ж с тобой пойдет-то? Мимо свирепня да в Мертвые Поля!
- Ну, Дед пойдет, - неуверенно сказал Улисс.
1 2 3 4