Блад обнаружил, что она страдает не столько от мигрени, сколько от сварливости, явившейся следствием природной раздражительности, усиленной скукой жизни на Барбадосе. Тем не менее он приступил к лечению губернаторши, и она убедила себя, что ей стало лучше. После этого доктор Блад стал известен всему Бриджтауну, так как полковник Бишоп пришёл к выводу, что для него значительно выгоднее разрешать новому рабу заниматься своей профессией, нежели использовать его на плантациях.
— Мне нужно поблагодарить вас, сударыня, за то, что я живу в условиях относительной свободы и чистоты, — сказал Блад. — Пользуюсь случаем, чтобы выразить вам свою признательность.
Однако благодарность, выраженная в словах, не чувствовалась в его голосе.
«Не издевается ли он?» — подумала Арабелла, глядя на него с такой испытующей искренностью, которая могла бы смутить другого человека.
Но он понял её взгляд как вопрос и тут же на него ответил:
— Если бы меня купил другой плантатор, то можно не сомневаться в том, что мои врачебные способности остались бы неизвестными и сейчас я рубил бы лес или мотыжил землю так же, как бедняги, привезённые сюда вместе со мной.
— Но почему вы благодарите меня? Ведь вас купил мой дядя, а не я.
— Он не сделал бы этого, если бы вы не уговорили его. Хотя надо признаться, — добавил Блад, — что в то время я был возмущён этим.
— Возмущены? — В её мальчишеском голосе прозвучало удивление.
— Да, именно возмущён. Не могу сказать, что не знаю жизни, однако мне никогда ещё не приходилось быть в положении живого товара, и едва ли я был способен проявить любовь к моему покупателю.
— Если я убедила дядю сделать это, то только потому, что пожалела вас. — В тоне её голоса послышалась некоторая строгость, как бы порицающая ту смесь дерзости и насмешки, с которыми он, как ей показалось, разговаривал. — Мой дядя, наверно, кажется вам тяжёлым человеком, — продолжала она. — Несомненно, это так и есть. Все плантаторы — жестокие и суровые люди. Видимо, такова жизнь. Но есть плантаторы гораздо хуже его. Вот, например, Крэбстон из Спейгстауна. Он тоже был там, на молу, ожидая своей очереди подобрать себе то, что останется после дядиных покупок. Если бы вы попали к нему в руки… Это ужасный человек… Вот почему так произошло.
Блад был несколько смущён.
— Но ведь там были и другие, достойные сочувствия, — пробормотал он.
— Вы показались мне не совсем таким, как другие.
— А я не такой и есть, — сказал он.
— О! — Она пристально взглянула на него и несколько насторожилась. — Вы, должно быть, очень высокого мнения о себе.
— Напротив, сударыня. Вы не так меня поняли. Те, другие, — это заслуживающие уважения повстанцы, а я им не был. В этом и заключается различие. Я не принадлежал к числу умных людей, которые считали необходимым подвергнуть Англию очищению. Меня удовлетворяла докторская карьера в Бриджуотере, тогда как люди лучше меня проливали свою кровь, чтобы изгнать грязного тирана и его мерзавцев-придворных…
— Мне кажется, вы ведёте изменнические разговоры, — прервала она его.
— Надеюсь, что я достаточно ясно изложил своё мнение, — ответил Блад.
— Если услышат то, что вы говорите, вас запорют плетьми.
— О нет, губернатор не допустит этого. Он болен подагрой, а у его супруги — мигрень.
— И вы на это полагаетесь? — бросила она презрительно.
— Вижу, что вы не только никогда не болели подагрой, но даже не страдали от мигрени, — заметил Блад.
Она нетерпеливо махнула рукой и, отведя на мгновение свой взгляд от собеседника, поглядела на море. Её брови нахмурились, и она снова взглянула на Блада:
— Но если вы не повстанец, то как же попали сюда?
Он понял, что она сомневается, и засмеялся.
— Честное слово, это длинная история, — сказал он.
— И вероятно, она относится к числу таких, о которых вы предпочли бы умолчать.
Тогда он кратко рассказал ей о том, что с ним приключилось.
— Боже мой! Какая подлость! — воскликнула Арабелла, выслушав его.
— Да, Англия стала «чудесной» страной при короле Якове. Вам не нужно жалеть меня. На Барбадосе жить лучше. Здесь по крайней мере можно ещё верить в бога.



Говоря об этом, он посмотрел на высившуюся вдали тёмную массу горы Хиллбай и на бесконечный простор волнуемого ветрами океана. Блад невольно задумался, как бы осознав под впечатлением чудесного вида, открывшегося перед ним, и свою собственную незначительность и ничтожество своих врагов.
— Неужели жизнь так же грустна и в других местах? — печально спросила она.
— Её делают такой люди, — ответил Блад.
— Понимаю. — Она засмеялась, но в смехе её звучала горечь. — Я никогда не считала Барбадос раем, но вы, конечно, знаете мир лучше меня. — Она тронула лошадь хлыстом. — Рада всё же, что ваша судьба оказалась не слишком тяжёлой.
Он поклонился. Арабелла поехала дальше. Негры побежали за ней.
Некоторое время Блад стоял, задумчиво рассматривая блестевшую под лучами солнца поверхность огромной Карлайлской бухты, чаек, летавших над ней с пронзительными криками, и корабли, отдыхавшие у набережной.
Здесь действительно было хорошо, но всё же это была тюрьма. В разговоре с девушкой Блад преуменьшил своё несчастье.
Он повернулся и мерной походкой направился к группе беспорядочно расположенных хижин, сделанных из земли и веток. В маленькой деревушке, окружённой палисадом, ютились рабы, работавшие на плантации, а с ними вместе жил Блад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17