В тоне Лальманта сквозил сарказм, который, однако, был встречен ответным сарказмом.
— Итак, вы наконец-то осознали цель моего присутствия в Венеции.
Марк-Антуан закинул ногу на ногу и, немного спустившись с высот своего положения, приступил к делам, которые Лальмант находил даже более пугающими, чем все предыдущее. Депутат заявил, что ради осуществления его целей и получения достоверных сведений о замыслах Венеции, он намерен проникнуть во вражеский лагерь, выдав себя за тайного агента Британии. Причем подчеркнул свою отменную подготовленность к этой роли перед любой, даже английской, если понадобится, публикой.
Но беспокойство Лальманта лишь отчасти улеглось.
— Вы знаете, что произойдет, если они вас раскроют?
— Я рассчитываю устроить дело таким образом, что этого не произойдет.
— Боже! Вы, должно быть, очень храбрый человек.
— Я могу быть храбрым, а могу и не быть таковым. Но я, несомненно, смышлен. Для начала я сообщу им, что имею связи с вами.
— Что?!
— Что я обманул вас, представившись французским агентом. Я продемонстрирую свою благонадежность, построив дела с ними точно так же, как и вы с этим их шпионом, подосланным в ваш дом. Я дам им обрывки сведений о Франции, которые будут казаться ценными и достоверными, хотя по сути будут бесполезными или, возможно, ложными.
— Вы надеетесь на этом их провести? — насмешливо спросил посол.
— А почему бы нет? Очевидно, нет ничего нового для тайного агента в работе на обе стороны. На самом деле, нет такого тайного агента, который бы всегда преуспевал на службе одной стороне и в спасении собственной жизни, и при этом не брал платы с обеих сторон. Правительство, искусное в шпионаже, признает это без доказательств. Я подвергаюсь единственной серьезной опасности. Молва о том, что я — Камиль Лебель, тайный агент Директории, приведет к стилету и каналу, о которых я упоминал, и воспрепятствует быстрому достижению какой-либо значительной выгоды для Франции.
Прервавшись, чтобы окинуть взором через открытую дверь пустую внешнюю комнату, далее он продолжал с особым ударением:
— Из этого следует, что в тайну моей личности, которая отныне остается лишь между мною и вами, Лальмант, больше никто не должен быть посвящен. Вы поняли? Даже ваша супруга не должна догадываться, что я — Лебель.
— Хорошо. Как вам будет угодно, — нетерпеливо отозвался Лальмант.
— Я и говорю о том, что мне угодно. Речь идет о жизни и смерти. Прошу заметить, моей жизни и смерти. Так что в этом деле вы должны признать мое право настаивать.
— Дорогой мой гражданин Лебель…
— Забудьте это имя! — вскочил депутат. — Этого больше не должно повториться. Даже наедине. Если мы можем быть наедине в доме, где шпионов Совета Десяти предостаточно. Итак, в Венеции я — мистер Мелвил, английский бездельник. Мистер Мелвил. Ясно?
— Конечно, мистер Мелвил. Но если вы столкнетесь с трудностями…
— Если я столкнусь с трудностями, мне не понадобится помощь. Поэтому вам не стоит предпринимать ради меня никаких неосторожных поступков.
Его ясные глаза строго смотрели на испугавшегося посла, покорно склонившего свою крупную голову. Затем Лальмант встал и предложил:
— Останьтесь пообедать. Мы будем одни, а именно: мадам Лальмант, мой сын и мой секретарь Жакоб.
Мелвил покачал безупречно причесанной головой.
— Благодарю вас за гостеприимство. Но я не хочу вас стеснять. Как-нибудь в другой раз.
Сожаление, выраженное Лальмантом по поводу отказа, прозвучало так неискренне, что выдавало чуть ли не удовлетворение, которое принесло ему избавление от столь властного соратника.
Мелвил задержался еще на минуту, чтобы навести справки о достижениях французских агентов, занимающихся якобинской агитацией.
— Мне нечего добавить к моему последнему рапорту гражданину Баррасу. Мы исправно служим, особенно виконтесса. Она весьма усердна и постоянно расширяет сферу своей деятельности. Последней ее победой стал барнаботто — аристократ Вендрамин.
— А! — засмеялся Мелвил. — Он влиятелен, не так ли? Посол удивленно посмотрел на него.
— Это вы у меня спрашиваете?
Тотчас осознав оплошность этого шага, Мелвил без малейшего промедления исправил его:
— Да, знаете ли, я порой сомневаюсь в этой влиятельности.
— После того, что я о нем написал?
— Непогрешим только Папа Римский.
— Мне не нужен Папа, чтобы узнать степень влиятельности Вендрамина. А у виконтессы есть все необходимое, чтобы припереть его. Это лишь вопрос времени, — он цинично засмеялся. — Гражданин Баррас обладает великим талантом использовать своих брошенных любовниц в государственных интересах столь же успешно, сколь и в собственных.
Мелвил взял со стола свою шляпу.
— Я не собираюсь выслушивать сальности. О своих успехах я извещу. Если же я вам понадоблюсь, то устроился я в гостинице 'Шпаги».
На этом он откланялся и ушел, раздумывая о том, кто же такие виконтесса и барнаботто Вендрамин.
Глава V. ПОСОЛ БРИТАНИИ
Поведение Мелвила оскорбило чувства не только посла Французской Республики, Единой и Неделимой, но, почти в той же мере, — и посла Его Британского Величества, у которого Марк-Антуан томился ожиданием вечером того же дня. Но были и различия. Если повелительный тон по отношению к Лальманту был исключительно наигранным, что соответствовало характеру исполняемой роли, то по отношению к сэру Ричарду Уортингтону такое поведение стало искренним проявлением чувств.
Сэр Ричард — коренастый, рыжеватый, самодовольный мужчина, вывесивший неизменные флаги скудного ума: самонадеянность и подозрительность. Склонный предполагать наихудшее, он был из тех, кто возводит подозрение в уверенность, не утруждая себя анализом своих выводов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16