— Но почему, сэр? — воскликнул слуга. — Мне приходилось путешествовать и раньше. Я побывал во Франции и в Италии, когда имел честь служить у его светлости сэра Уортона. Я знаю тамошние обычаи. Я...
— Нисколько в этом не сомневаюсь, друг мой, — прервал слугу капитан. — Но существуют причины, по которым я никак не могу взять тебя с собой, и ты, пожалуйста, не настаивай.
— Да смею ли я, сэр?..
— Тогда на этом и закончим разговор, мне очень жаль расставаться с тобой, Фишер.
— И мне тоже, сэр, — с неподдельным огорчением признался Фишер.
— Спасибо, Фишер!
— Благодарю вас, сэр!
Капитан спустился вниз. Он был растроган дружеской преданностью слуги, но на душе у него стало еще тяжелее. Его не покидало чувство нависшей над ним опасности, порожденное, несомненно, предстоящей разлукой с той, которая, казалось, стала частью его самого — лучшей частью. И вот сегодня он уезжает и должен ее покинуть.
Капитана беспокоило и долгое отсутствие сэра Джона Кинастона. Пришло известие, что брат сэра Джона уже вне опасности, и баронет возвращается завтра утром. Капитан Гейнор не решился отложить свой отъезд, ему следовало как-то объяснить его поспешность. Более того, он должен был известить сэра Джона о событиях последних дней, предупредить об угрозе. Но как это осуществить? Написать письмо он не мог: письма опасны, они частенько попадают в чужие руки, и изложи он свое сообщение на бумаге, она превратится в смертельно опасную улику против сэра Джона. И тогда капитан пришел к такому решению: он передаст сэру Джону устное сообщение через Эвелин, разумея при этом, конечно, Дамарис.
Потом капитан подумал, что сэр Джон, возможно, предпочел бы держать дочь, как и остальных домочадцев, в неведении относительно своих связей с якобитами. Но выбора у капитана не было, и он предпочел меньшее из двух зол. К тому же он распознал в милой девушке замечательные свойства ума и сердца, и ему было легко довериться ей. А сообщение можно передать в такой форме, что дочь не заподозрит сэра Джона в тесной связи с якобитами. Приняв наконец решение, Гейнор отправился на поиски мисс Кинастон.
Слуга сказал капитану, что мисс Кинастон — в гостиной у ее светлости. Капитан Гейнор, как и следовало ожидать, увидел в гостиной леди Кинастон Эвелин. Его встретили очень приветливо. Капитан Гейнор не решился спросить о девушке, которую искал, впрочем, и спрашивать не пришлось: мельком глянув в окно, он увидел ее в саду. Как бы ни хотелось Гейнору поскорее увидеть ее, пришлось, соблюдая правила приличия, задержаться для обмена любезностями с хозяйкой. Когда он вошел, леди Кинастон внимательно читала вчерашнюю газету и, очевидно, сразу не найдя подходящей темы для разговора, завела речь о прочитанном.
— Сэр, доходили ли до вас слухи об этих мошенниках якобитах, угрожающих миру и спокойствию в стране? — спросила леди Кинастон, почти буквально процитировав газету.
— Да, кое-что я слышал, мадам, — небрежно ответил Гейнор.
— О, да вы относитесь к этому делу весьма несерьезно.
— А разве оно серьезно, мадам?
— И вы еще сомневаетесь? Да пресловутый капитан Дженкин уже в Англии!
— Да ну? Это, конечно, слухи.
— О нет, сэр, не слухи, а официальное сообщение.
— А это одно и то же, дорогая мама, — сказала Эвелин, стоявшая у окна. — Надеюсь, его не схватят, — она вздохнула, сочувствуя неизвестному храбрецу.
— Ты надеешься, что его не схватят, Эвелин! — ее светлость была вне себя от гнева. — Да он же опасный, злокозненный бунтарь! И его поймают, можешь не сомневаться!
— Как сказать... — усомнился капитан.
— Почитайте сами! — леди Кинастон протянула капитану газету.
Гейнор взял ее. Леди Кинастон указала, что следует прочесть, но в этом не было необходимости: сразу бросалось в глаза набранное жирным шрифтом объявление в конце второй колонки:
«ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ СООБЩЕНИЕ
Правительству его величества известно, что злокозненный бунтарь и якобитский шпион капитан Дженкин в настоящее время находится в Англии. Министр его величества заявляет, что каждый, кто передаст сведения, способствующие поимке и задержанию вышеупомянутого мятежника, получит из казны его величества вознаграждение в сумме одна тысяча двести гиней».
— Судя по всему, цена за его голову растет, — заметил капитан, возвращая газету ее светлости. — Бедняга! — добавил он и вскоре под благовидным предлогом покинул гостиную и поспешил в сад к Дамарис.
— Мадемуазель! — капитан склонился перед девушкой в глубоком поклоне. — Увы, я пришел попрощаться с вами, но перед отъездом мне хотелось бы поверить вам нечто конфиденциальное, если вы удостоите меня такой чести.
Дамарис вспыхнула и тут же побледнела, потупив карие глаза. Рука ее, потянувшаяся к розе, дрогнула. Капитан Гейнор вдруг понял, что она неправильно истолковала его слова и невольно выдала свои чувства, и эта мысль кинжалом пронзила его сердце.
— Слушаю вас, капитан, — еле слышно проговорила Дамарис.
Какое-то мгновение он колебался, потом сдавленным голосом сказал:
— Не угодно ли вам прогуляться по саду? Дамарис не возражала. Они свернули в молодой ельник, прошли по мосту и оказались на главной аллее сада, не сказав за все это время ни слова друг другу. Молчаливое единение их душ радовало Дамарис и повергало в отчаяние капитана.
Дамарис, как ей казалось, понимала, почему капитан привел ее в сад. Она помнила, что он назвал сад зачарованным уголком, где человек должен проститься с честолюбивыми помыслами и побороть в себе тщеславие. Именно здесь они впервые обменялись незначащими фразами. Здесь, под яблоней они и встретились. Здесь он впервые рассказал о себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80