Звук шагов по лестнице существенно отличается от звука шагов по ровному полу. Постарайтесь вспомнить.
Сержант снова задумался, но тут вмешался председатель. Раздражение, которое сэр Теренс даже не пытался скрыть, вызывало у сэра Харри досаду, а кроме того, эта настойчивость опровергала его ощущение того, что идет честная игра.
— Свидетель уже сказал, что он не обратил внимания. Стоит ли заставлять его напрягать свою память? Едва ли суд станет учитывать ответ свидетеля, после того, что он уже сказал.
— Хорошо, — резко ответил сэр Теренс. — Пойдем дальше. После того, как тело графа Самовала унесли со двора, мой дворецкий Маллинз подходил к вам?
— Да, сэр Теренс.
— Что у него была за депеша? Пожалуйста, сообщите суду.
— Он принес мне письмо и передал, что его нужно как можно скорее переправить утром в канцелярию генерал-интенданта.
— Он что-нибудь говорил про то, когда ему дали это письмо?
— Только то, — ответил сержант после секундного размышления, — что он нес его мне, когда увидел мертвого графа Самовала.
— Это все, о чем я хотел спросить, сэр Харри, — подчеркнул О'Мой и оглядел своих коллег — членов суда, словно спрашивая, сделали ли они соответствующие выводы из слов сержанта.
— Есть ли у вас какие-нибудь вопросы к свидетелю, капитан Тремейн? — спросил председатель.
— Нет, сэр, — последовал ответ.
Следующим вызвали рядового Бейтса, и сэр Теренс приступил к допросу его.
— Давая показания, вы сообщили, что капитан Тремейн приехал на Монсанту между без двадцати и без четверти двенадцать?
— Да, сэр.
— Это совпадает с утверждением вашего сержанта. Теперь скажите суду, где вы находились следующие полчаса — до того момента, как услышали, что сержант созывает караул?
— Прохаживался перед служебным крылом, сэр.
— Вы обращали внимание на окна?
— Я бы этого не сказал, сэр.
— Почему?
— Почему? — с удивлением переспросил солдат.
— Да — почему? Не повторяйте мои слова. По какой причине вы не обращали внимания на окна?
— Потому, что они все были темными, сэр.
Глаза О'Моя блеснули.
— Все?
— Все до одного, сэр.
— Вы уверены в этом?
— Абсолютно уверен, сэр. Если бы хоть в одном из них зажегся свет, я бы не смог этого не заметить.
— Вполне понятно.
— Капитан Тремейн... — начал председатель.
— Мне нечего спросить у свидетеля, — ответил тот.
На лице сэра Харри отразилось удивление.
— После того заявления, которое он только что сделал?
И он снова предложил обвиняемому задать вопросы свидетелю. Его голос, как и лицо, стал серьезным и печальным, казалось, он не предлагал, а просил. Но Тремейн — чудом сохранявший внешнее спокойствие, хотя находился в полном отчаянии, видя, какую яму себе вырыл этой ложью, — отказался.
Рядового Бейтса отпустили и вызвали Маллинза. Членов суда охватило уныние. Уже все казалось ясным, и они мысленно поздравляли себя с избавлением от жестокой необходимости вынесения приговора своему брату офицеру, уважаемому всеми, кто его знал. Но теперь что-то скверным образом менялось. Показания, добытые сэром Теренсом у часового, явно противоречили версии капитана Тремейна.
— Вы рассказали здесь, — обратился к свидетелю Маллинзу О'Мой, справляясь по своим записям, — что в ту ночь, когда умер граф Самовал, я послал вас с письмом к сержанту караула — со срочным письмом, которое следовало отослать рано утром. И вы шли с этим поручением, когда увидели обвиняемого, стоявшего на коленях у тела графа Самовала. Так или нет?
— Так, сэр.
— Вы можете теперь сообщить суду, кому было адресовано это письмо?
— Оно было адресовано генерал-интенданту.
— Вы прочитали надпись на конверте?
— Я не уверен, читал ли я, сэр, но хорошо помню, как вы мне сказали об этом.
Сэр Теренс известил суд, что ему больше нечего спрашивать, и председатель вновь предложил обвиняемому задать свои вопросы свидетелю, чтобы опять услышать его твердый отказ.
Тут поднялся О'Мой и объявил, что у него самого есть заявление суду, которое он считает необходимым сделать в связи с последними показаниями обвиняемого относительно его действий на протяжении получаса, проведенного им в доме в ночь дуэли.
— Вы слышали от сержанта Флинна и моего дворецкого Маллинза, что переданное мной ночью 28-го письмо предназначалось генерал-интенданту и было срочным. Если обвиняемый будет настаивать на своем, то можно пригласить самого генерал-интенданта для подтверждения моего заявления, что это письмо имело отношение к пришедшему из штаб-квартиры сообщению о необходимости отправки палаток в Третью дивизию сэра Томаса Пиктона в Селорику. Соответствующие бумаги — документы, с которыми предположительно работал в обсуждаемые полчаса обвиняемый — находились в это время у меня в кабинете в другом крыле дома.
И под возникшее среди членов суда шевеление и шепот сэр Теренс сел, но немедленно опять был поднят председателем.
— Минуту, сэр Теренс. Обвиняемый, нет сомнения, пожелает задать вам вопросы в связи с вашим заявлением. — И он очень серьезно посмотрел на Тремейна.
— Я не имею вопросов к сэру Теренсу, сэр.
В самом деле, о чем ему было спрашивать? Ложь сплелась в петлю на его шее, и, стоя перед своими товарищами-офицерами, он сгорал от стыда, чувствуя себя навек опозоренным.
— Но вы, конечно, захотите, чтобы пригласили генерал-интенданта? — выразительно, почти настойчиво, спросил полковник Флетчер — человек, который уважал и ценил его.
— К чему это делать, сэр? Слова сэра Теренса отчасти подтверждаются показаниями, полученными им от сержанта Флинна и его дворецкого Маллинза. Раз он говорит, что писал ночью письмо генерал-интенданту, можно не сомневаться, что дело так и обстояло, поскольку, как мне известно, это был крайне срочный вопрос.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82