Лэтимер снова метнул взгляд на Мендвилла.
— Ваши доклады были очень подробными, капитан Мендвилл.
На сей раз капитан ответил колкостью на колкость:
— Видите ли, мистер Лэтимер, изредка и чиновники способны на умозаключения.
Но Лэтимер осадил его репликой:
— Это не умозаключение, капитан, это всего лишь информация. То, за чем я приходил и что получил сегодня утром. А до остального, — и, не давая капитану времени на ответ, он вновь повернулся к сэру Эндрю, — мы хотим избежать у нас того, что случилось в Бостоне, когда британские войска расстреливали британских подданных. Si vis pacem, para bellumnote 17 — мудрое изречение. Нам не оставили другого выбора, когда Англия или, вернее, английский король и его слишком угодливый кабинет министров начали угрожать британской колонии, как вражеской стране. Мы готовимся к войне, дабы избежать ее. Какими доводами убедить министров принять наши петиции, рассмотреть наши жалобы и устранить несправедливость вместо того, чтобы посредством грубой силы принуждать нас повиноваться?
— Бог мой! Вы — сумасшедший! Точно, сумасшедший!
Капитан Мендвилл вмешался вкрадчиво:
— Разве не сам Бостон своею непокорностью навлек на себя беды?
— Да! Что вы ответите на это? — требовательно подхватил сэр Эндрю.
— Непокорность? — слегка пожал плечами мистер Лэтимер. — Чему же Бостон должен был покориться? Покорность свободных людей исполнительной власти есть не что иное, как подчинение законам, которые они сами для себя вырабатывают.
— Вы цитируете доктора Франклина, надо полагать, — сказал капитан, подозревая подвох.
— Я цитирую одно из писем Юниуса, капитан Мендвилл, — одно из писем, адресованных королю и кабинету, которые столь безрассудны, что угрожают свободам англичан не только в колониях, но и в самой Англии.
Сэр Эндрю зашелся от негодования:
— Вы назвали его величество безрассудным?!
— Вероятно, это несколько шокирует. Но сама по себе подобная возможность не может отвергаться.
— Не может?! — рявкнул сэр Эндрю, — Я отвергаю ее — как отвергаю каждый надуманный предлог для мятежа! Проклятое евангелие этих «Сыновей Свободы»! «Сыновья Свободы»! — Он фыркнул, — Сыновья измены!
Лэтимер поддался минутной вспышке обиды.
— Англичанин и член Палаты общин, над которым вы издеваетесь, отзывался о нашей приверженности свободе с восхищением.
— Нисколько не сомневаюсь. В Англии тоже есть бунтовщики, как в Америке остались верноподданные.
— Да, но со временем, по всей видимости, станет больше первых и меньше последних. Ибо, повторяю, сэр, нет никакой ссоры между Англией и Америкой. Независимости, в результате которой Британия может потерять североамериканские колонии, желают лишь очень немногие из нас. Но она может оказаться единственным выходом. И это будет заслугой нерасчетливого короля, который, хотя и гордится титулом британского…
Но ему не дали возможности закончить. Сэр Эндрю вскочил, вне себя от бешенства:
— Вы бесчестный предатель! Боже мой! Как вы смеете произносить такие речи в моем доме? Вы слышали его, Роберт? Вы-то, конечно, знаете свой долг!
Капитан Мендвилл тоже приподнялся. Ему было явно не по себе.
— Роберт! — крикнула Миртль. Она поняла намерения отца в отношении Гарри и в волнении опустила обязательное церемонное «кузен» перед именем. И Лэтимер, и Мендвилл заметили это, хотя оба были поглощены более серьезными проблемами.
— Умоляю вас, не бойтесь, дорогая Миртль, — успокоил ее капитан и повернулся к наблюдавшему за ним Лэтимеру. — Здесь, под крышей сэра Эндрю, у меня нет возможности должным образом реагировать на ваши слова.
Горбинка на носу мистера Лэтимера обозначилась сильнее.
— Если вы хотите сказать, сэр, что сожалеете об этом, я буду счастлив повторить их в любом месте и в любое время, когда и где вам будет угодно.
В отчаянии Миртль снова вмешалась, даже не подозревая о том, что причина их явной враждебности друг к другу заключалась скорее в ней, чем в политических разногласиях.
— Гарри, ты ведешь себя, как безумец! Роберт, пожалуйста, не принимайте его слова всерьез.
— Не буду. — Мендвилл отвесил Лэтимеру легкий поклон. — Боюсь, вы меня неправильно поняли, сэр. Я только хотел сказать, что ношу форму офицера его величества, и этим продиктованы мои действия, — обезоруживающе пояснил он.
— Вряд ли вы захотели бы сказать другое.
Сэр Эндрю, с лицом багровым, точно тутовые ягоды, наконец пустил в ход свой самый веский аргумент:
— Оставьте мой дом, сэр! Немедленно! Я надеялся, что что не увижу вас больше, но вы приходите и оскорбляете мой слух своими гнусными речами…
— Сэр, это не входило в мои намерения, — остановил его Лэтимер, — я приехал исключительно для того, чтобы оказать вам одну услугу.
— Не желаю принимать от вас никаких услуг! Убирайтесь, или я прикажу вас вышвырнуть!
Миртль стояла за спиной сэра Эндрю бледная, расстроенная, ей страстно хотелось помешать ссоре, попытаться восстановить мир между отцом и любимым человеком — ведь она любила его по-прежнему, — но она не смела. Баронет разбушевался не на шутку.
— Дело, которое меня сюда привело, — холодно настаивал Лэтимер, — касается Габриэля Фезерстона.
Он уловил резкий вздох сэра Энрью и заметил, как внезапно насторожился капитан Мендвилл, но и непосвященному было бы видно, как глубоко они поражены. Их выдавали лица. Он выдержал паузу, пристально глядя в злые глаза баронета.
— Вы поступили бы мудро, если бы приказали вашему управляющему отправить своего сына подальше из Чарлстона и вообще из провинции еще до наступления вечера.
Уже второй раз за сегодняшний день Мендвилл, обычно так хорошо владеющий собой, испытывал глубокое потрясение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120