— Навязать? — отозвалась она, очаровательно разыгрывая смятение. — Какое резкое слово, месье!
Ее слова содержали намек на то, что она хотела бы получить льстивый комплимент, и это раздосадовало его.
— Я мог бы использовать любое слово, которое вам покажется более подходящим, мадам, если вы сами предложите его, — сделал он ответный укол.
— О, существует целая дюжина более подходящих в этом случае и более справедливых по отношению ко мне слов, — сказала она, и ее ярко-красные губы, приоткрывшиеся в улыбке, обнажили ряд ослепительно белых зубов. — Мариус, прикажи Бенуа подать вина. Месье де Гарнаш наверняка испытывает жажду.
Гарнаш ничего не ответил. Он предпочел бы не пить сейчас, но отказаться было невозможно. Поэтому он вновь уставился на огонь, ожидая, когда она скажет что-нибудь еще.
А мадам уже наметила план действий. Обладая более острым умом, чем ее сын, она быстро поняла, что визит Гарнаша означает, что интрига, с помощью которой она рассчитывала избавиться от него, не удалась.
— Я думаю, месье, — наконец сказала она, томно полуприкрыв веки, — что все мы, озабоченные делом мадемуазель де Ла Воврэ, пребываем в заблуждении. Она — порывистое, импульсивное дитя, и так случилось, что некоторое время тому назад у нас с ней вышел крупный разговор — подобное бывает и в самых благополучных семьях. В пылу гнева она написала письмо королеве, прося освободить ее из-под моей опеки. Однако теперь, месье, она раскаивается в содеянном. Вы, без сомнения, тонкий знаток женской логики…
— Оставим это предположение, мадам, — прервал он. — Я мало знаком с женской логикой, как и всякий мужчина, знающий то, что он не знает о женщинах ничего.
Она рассмеялась, делая вид, что восхищена его остроумием, и Мариус, возвращавшийся в свое кресло и услышавший слова Гарнаша, поддержал ее своим смешком.
— Париж превосходно оттачивает мужской ум, — сказал он.
Гарнаш пожал плечами.
— Мадам, если я правильно вас понял, вы пытаетесь убедить меня в том, что мадемуазель де Ла Воврэ, раскаиваясь в своем необдуманном поступке, уже не желает отправиться в Париж, а предпочла бы остаться в Кондилья-ке, под вашей неусыпной опекой.
— Вы очень проницательны, месье.
— По-моему, — сказал он, — это очевидно.
Мариус с облегчением взглянул на мать, но маркиза уловила в словах парижанина иной смысл.
— Если все так, как вы говорите, мадам, — продолжил Гарнаш, — тогда почему, вместо того чтобы изложить это письме, вы отправили месье де Трессана с девицей, взятой прямо из кухни или из коровника, которая должна была исполнить роль мадемуазель де Ла Воврэ?
Маркиза рассмеялась, и ее сын тоже.
— Это была шутка, месье, — сказала она, с ужасом сознавая, что такое объяснение вряд ли может показаться ему убедительным.
— Мадам, я оценил стиль юмора, который преобладает в Дофинэ. Но ваша шутка показалась мне бессмысленной. Она не позабавила меня, да и месье де Трессан, насколько я мог понять, был мало тронут ею. Однако все это не имеет значения, мадам, — продолжал он, — поскольку вы сказали мне, что мадемуазель де Ла Воврэ согласна остаться здесь, я вполне удовлетворен этим объяснением.
Это были именно те слова, которые она ожидала услышать от него, хотя тон, каким они были произнесены, вселял в нее мало уверенности. Она натянуто улыбнулась одними лишь губами, а ее внимательные глаза не улыбались вовсе.
— Тем не менее, — заключил он, — прошу вас помнить, что в этом деле я выполняю поручение королевы. Иначе я поспешил бы сразу же избавить вас от своего присутствия.
— О, месье…
— Я повинуюсь приказу, а этот приказ предписывает мне сопровождать мадемуазель де Ла Воврэ в Париж. Он не рассчитан на изменения, которые могли бы произойти в симпатиях мадемуазель. Если сейчас ее настроение изменилось, то она должна пенять лишь на свою горячность. Ее величество требует, чтобы она отправилась в Париж, и мадемуазель как верноподданная обязана повиноваться повелениям королевы, а вы обязаны проследить, чтобы она повиновалась им. Итак, мадам, я рассчитываю на то влияние, которое вы имеете на мадемуазель де Ла Воврэ, и надеюсь увидеть, что она будет готова отправиться завтра в полдень. Ваша… э-э… шутка, мадам, стоила мне уже целого дня. Королева любит, когда ее посланники действуют без промедления.
Вдова откинулась назад в своем кресле и прикусила губу. Этот человек был слишком проницателен для противника, видел ее насквозь. Притворившись, будто верит ей, он сначала нейтрализовал все ее ухищрения, не прибегая к силе, а затем использовал их против нее. Теперь уже Мариус продолжил беседу.
— Месье, — вскричал он, нахмурившись, и его тонкие брови сошлись,
— то, что вы предлагаете, граничит с тиранией со стороны королевы.
Гарнаш резко поднялся с кресла, и оно жалобно скрипнуло под ним.
— Что вы сказали, месье? — воскликнул он, и его глаза грозно сверкнули.
Вдова сочла нужным вмешаться.
— Mon Dieu! Мариус, о чем ты? Глупый мальчик! А вы, месье Гарнаш, не обращайте внимания на него, прошу вас. Мы так далеки от двора в этом тихом уголке Дофинэ! Мой сын был воспитан в обстановке полной свободы и сам порой не осознает неуместность своих высказываний.
Гарнаш поклонился в знак своего полнейшего удовлетворения сказанным ею, и в этот момент вошли двое слуг с графинами и чашами, в которых были фрукты и сладости.
— Месье, вы попробуете местного вина?
Поблагодарив, он вынужден был согласиться. Она наполнила три чаши и сама подала ему вино. Учтиво наклонив голову, он принял чашу. Затем она предложила ему сладости. Чтобы взять их, он поставил чашу на стол. Левая рука его была все еще в перчатке и держала хлыст.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80