Его рана не позволит ему уйти этим путем. Она совсем лишила его сил. Кроме того, что он теперь значит? Потеряв все, что было ему дорого, он готов был равнодушно встретить любой исход, каким бы тот ни был. С искренностью, ни в ком не вызвавшей сомнения, он сказал, что был бы рад успокоиться навеки. Пусть Просперо и его мать попытают счастья, не обременяя себя больным и беспомощным человеком.
Однако ни Просперо, ни его мать не захотели и слышать об этом. Либо они вместе уходят, либо вместе остаются. Поставленному перед таким выбором Антоньотто оставалось только согласиться и начать готовиться к побегу.
К сумеркам все было готово, и позднее, под покровом темноты, импровизированная люлька поочередно спустила всех троих беглецов со стен крепости.
Так бесславно завершилось правление Адорно в Генуе. В то время, как монна Аурелия негодовала на Дориа и Фрегозо, Просперо ругал лишь себя самого за то, что стал орудием предательства, приведшего к падению его отца.
Глава V. БИТВА ПРИ АМАЛЬФИ
Итак, в начале августа 1527 года французские войска во главе с Дориа заняли Геную, а Просперо бежал из нее, покинув свой отряд папского флота.
Менее чем через год — в конце мая 1528-го — мы вновь встречаем его, уже в качестве капитана императорских войск в Неаполе, под началом дона Уго де Монкада, наместника императора.
Дон Антоньотто Адорно умер то ли вследствие перенесенных во время побега тягот, то ли от нежелания жить дальше, то ли и от того, и от другого. Когда они достигли Милана и убежища, предоставленного им губернатором Антонио де Лейва, дон Адорно был уже при смерти и скончался через три дня после прибытия.
Бурное горе вдовы изумило Просперо. Он считал свою мать человеком слишком самовлюбленным, чтобы так глубоко переживать происходящее с другим, независимо от того, сколь дорог он ей был. Глубина переживаний матери, скрытая внешней холодностью, показала Просперо, как он ошибался.
Всю ночь и весь день монна Аурелия провела в оцепенении. Спустя тридцать часов после смерти Антоньотто она вышла, облаченная в черный бархат, чтобы встать вместе с Просперо у гроба его отца.
Голос дочери Строцци часто звучал резко, почти жестко, но никогда еще Просперо не слышал его таким.
— Здесь лежит твой отец. Тебе известно, кто его убийцы и где их искать. Это Дориа, алчные, вероломные и бессовестные. Они довели твоего отца до столь печального конца. Никогда не забывай этого, Просперо.
— Я не намерен этого забывать.
Она дотронулась до его руки и произнесла более мягким, но торжественным тоном:
— Преклони колени, дитя мое. Положи руку на гроб, туда, где сердце отца. Сейчас оно холодно, но когда-то было горячим и любило тебя. Поклянись на этом сердце, что не успокоишься, пока не свергнешь Дориа так же, как сами Дориа сделали это с Антоньотто Адорно. Поклянись в этом, сын мой. И пусть эта клятва станет молитвой за упокой его души.
Он опустился на колени. Памятуя о предательстве, сделавшем его орудием гибели собственного отца, он произнес клятву.
Первым шагом на пути к ее исполнению был переход Просперо на службу к императору — шанс, данный ему де Лейва.
Прошел год. Казалось, что проклятия, которые Карл V навлек на себя разграблением Рима, сковали его, лишив сил. Маршал де Лотрек, провозгласивший себя властителем всей Верхней Италии, уже два месяца стоял под Неаполем с тридцатью тысячами солдат. Осажденный город был на грани голода, появился грозный призрак чумы. Чтобы заблокировать морские пути, на помощь Лотреку подошли галеры Дориа. Флотом командовал Филиппино. Андреа остался в Генуе. В городе было неспокойно. Шипьоне де Фиески писал о том, что Андреа Дориа постигла участь политиков, не выполняющих своих обещаний, и он никогда еще не был так близок к падению, как сейчас.
Власть французов, вопреки уверениям Дориа, оказалась на самом деле тиранией, наиболее свирепой из всех, пережитых городом. Ореол героя, которым был окутан Дориа, начал меркнуть. Напряженность достигла апогея, когда французы попытались на средства Генуи построить порт Савону. Даже Фрегозо присоединились к вот-вот готовому начаться восстанию против Дориа.
Обеспокоенный ростом недоверия к себе, Дориа обвинил Францию в вероломстве и объявил, что прекращает службу королю Франциску, если несправедливость не будет исправлена.
Естественно, Шипьоне описывал все эти прискорбные события с мрачным удовлетворением. По его мнению, это объясняло, почему Андреа Дориа послал к Неаполю вместо себя Филиппино. Он боялся покинуть Геную. Он должен был остаться, чтобы доказать честность своих намерений и защитить остатки своей репутации. Шипьоне полагал, что ради собственного спасения Андреа будет вынужден оставить службу королю Франции. Ходили слухи также и о личных неприятностях. Говорили, что Дориа не получает денег от короля Франциска. Золото, которое предназначалось армии, было промотано веселым придворным окружением. Дориа, чей карман был изрядно опустошен, безуспешно требовал долги. Когда речь шла о деньгах, он был неумолим, как и любой другой наемник.
Шипьоне высказал мнение, что такое положение дел, если верно воспользоваться им, может помочь восстановлению влияния императора в Италии. Чтобы выпутаться из затруднений, Дориа готов продаться сам и продать свой флот.
Просперо понимал, какие надежды питал Шипьоне. Если бы Дориа уступил уговорам и, оставив службу Франции, перешел на сторону ее врага, он смог бы тотчас заручиться поддержкой генуэзцев. Однако сам Дориа вряд ли мог рассчитывать на многое в Генуе, поскольку такой корыстный поступок вызвал бы всеобщее презрение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16