Это было уже выше ее понимания. Что они скрывали от нее? Она решила во что бы то ни стало открыть правду и задала отцу другой вопрос:— Что послужило причиной ссоры?— Что? Причиной послужило… причиной послужила ты, дитя мое, — ответил Грегори наугад, не в силах придумать подходящий повод.— Как это я?— Оставь меня, Синтия, — простонал он в растерянности. — Я тяжело ранен. У меня жар, девочка. Оставь меня, дай мне поспать.— Но скажи, отец, как это все произошло?— Неблагодарный ребенок! — завопил Грегори. — Ты хочешь уморить меня своими вопросами? Ты хочешь лишить меня сна, который, может быть, поставит меня на ноги?— Отец, дорогой, — пробормотала она нежно, — если бы я была уверена, что все было так, как ты говоришь, то я бы оставила тебя в покое. Но ты явно стараешься скрыть что-то от меня — нечто, что я должна знать.Старательно напрягая свой ум, Грегори выдумал историю, которая, на его взгляд, выглядела достаточно правдоподобно.— Ну, хорошо, раз ты должна знать, я расскажу тебе, что произошло. К нашему стыду, должен признаться, что мы слишком много выпили той ночью. Мое сердце было полно отцовской нежности к тебе, и, вспомнив твое нежелание становиться женой Кеннета, я сообщил ему, что его пребывание в замке Марлёй не принесет ему ожидаемых результатов, и посоветовал составить компанию сэру Криспину в его отъезде. Он вспылил и потребовал, чтобы я выразился яснее, что я и сделал. Я сказал, что скорее в середине лета выпадет снег, чем он станет твоим мужем. Это привело его в такую ярость, что он выхватил меч и нанес мне удар. Все произошло настолько быстро, что остальные не успели вметаться. Ясное дело, после этого он не мог оставаться в нашем доме, и я потребовал, чтобы он убирался сию же минуту. Сам он не склонялся к этой мысли, но осознал свое глупое поведение и к тому же почувствовал недобрый огонь, сверкавший в глазах Джозефа. В самом деле, если бы не мое вмешательство, Джозеф уложил бы его на месте:Тот факт, что и ее дядя, и отец лгали, один поискусней, другой — совсем глупо, наполнил душу девушки смятением. Вскоре весь замок был взбудоражен приготовлениями к отъезду Джозефа, и эта новость еще больше взволновала Синтию.— Куда вы едете, дядюшка? — спросила она его, когда он приготовился к путешествию.— В Лондон, дорогая племянница, — был короткий ответ. — Я становлюсь довольно беспокойным для своих лет. У тебя есть какие-нибудь просьбы?— Что вы собираетесь делать в Лондоне?— Об этом, дитя мое, позволь мне пока умолчать. Возможно, я расскажу тебе об этом по возвращении. Дверь, Стефан!Она наблюдала за его отъездом с неспокойным сердцем. Она чувствовала что-то недоброе в том, что произошло, и в том, что продолжает происходить, и ей казалось, что это должно касаться сэра Криспина. У нее не было, доказательств, это было какое-то внутреннее чувство, предвещавшее беду.Однако на следующий день ома получила убедительные доказательства из самою неожиданного источника — от своего отца. Утомленный бездействием, забыв об осторожности, Грегори, рана которого слегка затянулась, в этот вечер спустился вниз, чтобы поужинать вместе с дочерью. Как обычно, он много пил, стараясь заглушить голос совести и завязать на узелок свой длинный язык так, что под конец Стефан был вынужден отнести его в постель.Стефан состарился на службе у Ашбернов, и среди многих достоинств, которыми он обладал, было умение залечивать раны. Поэтому он прекрасно понимал, как неосторожно было со стороны Грегори подниматься с постели в такую погоду.Опасения Стефана подтвердились на следующий день, когда Грегори проснулся, весь пылая от жара. Они послали за врачом в Шерингам, и этот хитрый плут, напустив на себя важный вид, с озабоченным выражением покачивал головой, обещан сделать нее, что в его силах, предложил познать снященника, чтобы больной мог исповедаться и очиститься перед небом.При мысли о приближающейся смерти Грегори охватил дикий ужас. Как он мог умереть с таким грузом на совести? И лекарь, видя, какое впечатление произвели на состояние пациента его слона, сделал попытку — слишком поздно — заверить его, что он не обязательно умрет и что он, лекарь, упомянул о священнике на всякий случай, чтобы Грегори был готов к худшему.Но поднять бурю легче, чем унять ее, и в душе Грегори осталось убеждение, что его время истекло и его кончина — дело нескольких дней.Сознавая, в какой опасности находится его душа, Грегори весь день то молился, то стонал, то метался на постели. Его жизнь была дорогой греха, и многие мужчины и женщины страдали от его руки. По подобно звездам, которые меркнут и исчезают с восходом солнца, все его ранние преступления были заслонены одним тяжелым актом, который он совершил по отношению к Роланду Марлёю. Если бы он мог спасти Роланда Map-лея по крайней мере хотя бы сейчас, если бы он мог-каким-то образом дать ему знать, чтобы он не заходил в трактир «Якорь» на улице Темзы! В его воспаленном мозгу не укладывалась мысль, что за время своего отсутствия в замке рыцарь уже вполне мог достигнуть Лондона.И, движимый внезапным порывом покаяться и облегчить душу кому-нибудь и надеясь предотвратить зло, Грегори позвал к себе дочь.— Синтия! — крикнул он голосом, в котором смешались боль и страх. — Синтия, дитя мое, я умираю!Дочь знала и от лекаря, и от Стефана, что состояние отца было далеко от этого. Но, несмотря на это, ее бережное отношение к больному представляло собой трогательное зрелище. Она взбивала ему подушки и, взяв его за руку, могла часами нежным голосом убеждать его, что лекарь оценил его состояние совсем не опасным и он вскоре поднимется с постели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55