Когда наконец «Черный Лебедь» можно было сажать на грунт, дождавшись отлива, вся его команда, двести пятьдесят человек, принялась строить на берегу лагерь. Они валили деревья, рубили колья, ставили палатки — вдали от лагуны и поближе к пресноводному ручью. Для капитана и офицеров они невероятно быстро построили просторную хижину и покрыли ее сверху пальмовыми листьями. Внутри развесили гамаки, расставили столы и стулья — все, что захватили с корабля. Покуда большая часть из них, подобно муравьям, усердно ставили лагерь, другие разводили костры и жарили черепашье мясо, благо в округе его было вдосталь.
На третий день утром — это было в среду, — когда начался прилив, на «Черном Лебеде» стравили якорные цепи, якоря погрузили в шлюпки и принялись отбуксировывать корабль к берегу.
Сменяя друг друга, полуобнаженные люди, обливаясь потом под испепеляющими лучами солнца, что было сил налегали на лебедку. Под звуки монотонной песни они медленно крутили скрипевшую на все лады лебедку и привязывали канаты к росшим на берегу деревьям. Поначалу работа шла легко, так как песчаное дно лагуны поднималось к берегу под едва заметным уклоном. Потом, когда вода спала, пришлось остановиться и немного передохнуть; вслед за тем с нечеловеческими усилиями пираты вновь разом налегли на лебедку — и тяжелая работа была закончена.
День уже близился к вечеру, когда огромный корабль наконец прочно лег бортом на грунт, подставив солнцу свое днище, сплошь заросшее водорослями и ракушками.
Только тогда буканьеры позволили себе расслабиться и повеселиться. Два дня подряд они били баклуши, ожидая, пока палящее солнце подсушит днище и можно будет приступить к его очистке и ремонту.
Тем временем де Берни наслаждался покоем на борту «Кентавра», оставшегося стоять на якоре в бирюзовых водах лагуны. Вместе с ним все сладости земного бытия беспечно вкушали и его «домочадцы» откуда им было знать, что Холлиуэл с Уоганом, как дальше увидит читатель, задумали подговорить Лича нарушить их идиллию.
Команда «Кентавра» состояла из сотни человек. Все они ежедневно отправлялись на берег и помогали остальным пиратам, а вечером возвращались на «Кентавр» к своим подвесным койкам. И когда на остров опускались чудесные, прохладные сумерки, несшие покой и умиротворение после жаркого, изнурительного рабочего дня, к ним присоединялся де Берни; подобно развеселому трубадуру, он забавлял их потешными историями и песнями, и это только усиливало раздражение майора Сэндза и злобу Холлиуэла и Уогана.
На другой день после того, как «Черный Лебедь» был посажен на грунт, майор Сэндз, искавший, как обычно, повод оправдать перед мисс Присциллой свою неприязнь к французу, решил поговорить с ним.
Пробило восемь утра, трое наших героев находились в кают-компании; был с ними и Пьер, он угощался свежим черепашьим мясом и ямсом note 57 — все это матросы накануне доставили для де Берни с берега. Кроме шести буканьеров, оставшихся нести вахту по приказу Лича, остальная команда сошла на берег, и на «Кентавре» воцарились тишина и покой. Начинался прилив, в иллюминаторы де Берни и его спутникам был виден обрамленный пальмами пустынный берег — все пираты отправились обедать в тени палаток.
Де Берни безропотно выслушал все, что наговорил ему майор, выразивший свое удивление по поводу того, как можно радоваться общению с гнусными мерзавцами, которых Лич отрядил на «Кентавр».
— Радоваться? — вместо ответа переспросил его де Берни.
Его лицо помрачнело больше, чем всегда.
— Кто из нас волен делать то, что ему по душе? Счастлив тот, кто способен извлекать настоящую радость из всего, что делает! Со мной, майор, такое случается нечасто, но, если вам подобное удается, что ж, могу вас с этим только поздравить.
— Что вы имеете в виду, сударь?
— Сказать по правде, большую часть всех наших дел мы делаем по необходимости: чтобы утешить страдания, избежать неприятностей, спасти свою жизнь или заработать кусок хлеба. Разве не так?
— Да, черт возьми! Может, вы и правы. Но в данном-то случае какая у вас необходимость лебезить перед этим сбродом?
— Вам разве непонятно? А вот мисс Присцилла, уверен, меня понимает…
Девушка спокойно встретила взгляд его темных глаз.
— Думаю — да. Вы пытаетесь сделать их своими союзниками.
— Не только моими, но и вашими. Должен вам сказать, этот Лич порядочная скотина, хитер как дьявол, упрям и жесток. Да, я заключил с ним союз — думал сыграть на его жадности, однако может статься и так, что из-за его мерзкого характера, тупости или обыкновенной привередливости все мои планы рухнут. Поэтому не судите меня строго, ведь у меня должен быть крепкий щит на случай, если придется защищаться. И щитом этим, смею надеяться, будут верность и преданность моих людей.
Майор не смог скрыть гримасу недовольства.
— Преданность! Великий Боже! Слишком дорого вы собираетесь за нее заплатить…
— Может, и так. Но вы упускаете одно обстоятельство: если меня прикончат, майор, то следом за мной та же участь ожидает вас и мисс Присциллу.
Майор смертельно побледнел, а француз, взглянув на него, усмехнулся.
— А посему будьте любезны выбирать выражения, говоря о средствах, к коим я прибегаю, стараясь оградить вас от напастей, потому как подонки из шайки Лича способны на любую гадость.
В это же самое время в хижине Лича Уоган и Холлиуэл, сидя за столом со своим главарем, взбалмошным Эллисом и бесстрастным Бандри, также обсуждали отношения, сложившиеся между французом и его командой.
Сначала Лич не проявил по этому поводу никакой тревоги.
— Ну и что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59