А теперь,
очертя голову и невзирая ни на какие предупреждения, кидаешься на помощь
заклятому врагу, и, больше того...
- Прекрати немедленно, - сказал ему Харкорт повелительным тоном. - Ты
уже который день пристаешь к аббату. И без всякого повода, а просто чтобы
его позлить. Не понимаю, что за удовольствие это тебе доставляет, но, ради
бога, прекрати.
- Все дело в том, что при этом он ничего такого в виду не имеет, -
сказал аббат. - Говорит, что не признает никакой этики, но это вовсе не
так, хотя его этика временами выглядит довольно забавно. Хвастает, будто
он безбожник, но он никакой не безбожник, и, больше того...
- И ты тоже замолчи, - перебил его Харкорт. - Замолчите оба.
- Ну хорошо, - сказала Иоланда, - теперь, когда все помирились, что
мы будем делать дальше?
- Пойдем вперед, - ответил Шишковатый. - Здесь оставаться опасно. Как
только слухи разнесутся по округе, здесь отбоя не будет от любопытных,
которые захотят поглазеть на поле боя. И от мародеров тоже, скорее всего.
Там много чего можно подобрать.
- Сдается мне, - проворчал аббат, - что с той самой минуты, как Жан
перевез нас через реку, мы все время спасаемся бегством. То кто-то за нами
гонится, то нам кажется, что кто-то за нами гонится.
- Так или иначе, - решительно сказал Харкорт, - я считаю, что
Шишковатый прав. Надо двигаться вперед как можно быстрее. Как насчет
этого, Гай? Осилишь?
Аббат с трудом поднялся.
- Осилю, - сказал он. - Хуже всего эта проклятая мазь, которой вы
меня вымазали. До сих пор еще жжет.
- Раны были довольно глубокие, - сказала Иоланда. - Через некоторое
время ты весь одеревенеешь. До тех пор нужно пройти как можно дальше.
- Тогда давайте трогаться, - сказал аббат. - Вопрос в том, в какую
сторону.
- По-прежнему на запад, - ответил Харкорт, надеясь, что не ошибся.

Глава 19.
Задолго до того, как село солнце, принялся моросить дождь, мелкий, но
равномерный и непрерывный. Судя по всему, он зарядил до утра, а то и на
весь следующий день. Путники занялись поисками места, где можно было бы
укрыться на ночь, но не могли найти ни пещеры, ни заброшенной крестьянской
хижины, ни ветхого амбара или навеса, ни даже густого сосняка, который
хоть на самом деле и не защищает от дождя, все же может послужить хоть
каким-то укрытием.
После нескольких часов ходьбы аббат начал спотыкаться. Ноги его то и
дело подкашивались, он что-то бормотал на ходу и, казалось, временами
переставал понимать, что происходит. Иоланда шныряла впереди в поисках
хотя бы относительно сухого места, а Харкорт и Шишковатый вели под руки
шатавшегося аббата.
- Надо бы ему прилечь, - сказал Шишковатый. - Он весь горячий и
раскраснелся. Видно, что горит в лихорадке. Я был прав, у этой гарпии на
когтях и зубах был яд.
Но это еще не все, подумал Харкорт. У них так и не было возможности
просушить одеяла, высохшие накануне ночью во время грозы. Теперь они еще
больше вымокли, и не во что было завернуть аббата, когда его начинал бить
озноб. Можно было, конечно, развести костер, потому что даже в самую
дождливую погоду всегда найдется немного сухого хвороста, но им нужен был
не просто костер. У них на руках был больной, который нуждался в уходе, а
обеспечить ему уход они не могли.
"Все идет не так, как надо, - думал Харкорт. - С самого начала все
шло не так, как надо. Мы с аббатом гонимся за несбыточными мечтами. А
другие двое отправились помогать нам в этой бессмысленной погоне. Иоланда
- потому, что ее приемные родители с незапамятных времен служат Харкортам,
а Шишковатый - из любви к старику, который ему больше чем брат, и ко мне,
которого ребенком качал на коленях. Гай ищет кристалл Лазандры, в котором,
если верить легенде, заключена душа святого, но нет никаких доказательств
того, что такой кристалл существует на свете, что в нем заключена какая бы
то ни было душа, не говоря уж о душе святого. А я, Чарлз Харкорт, гонюсь
за воспоминанием о женщине, которая скорее всего вот уже семь лет как
мертва и лица которой я уже не помню".
Не так давно он запретил себе поддаваться сомнениям, но сейчас
сомнения его одолели. Наверное, их порождали дождь, моросивший не
переставая, промозглая сырость в воздухе, наступавшие сумерки. Но как он
ни пытался с помощью логических рассуждений отогнать тоску, сомнения не
уходили.
"Я ничего не знаю, - говорил он сам себе. - Я не могу ничего решить.
Прав я или нет? Правы мы все или нет? Не лучше ли было нам оставаться
дома? Нужно ли было нам, увлеченным эмоциями и надеждами, пускаться в эту
авантюру?"
Аббат покачнулся и начал падать. Харкорт попытался удержать его, но
рука его соскользнула. Шишковатый, все еще держа аббата под руку, тоже
упал на колени, не выдержав его веса. Лежа ничком, аббат продолжал
бормотать что-то невнятное. Попугай взлетел с его плеча и кружил над ними,
оглашая воздух отчаянными воплями.
Шишковатый поднял голову и взглянул на Харкорта.
- Мы должны что-то сделать. Надо найти место, где можно укрыться от
дождя и согреть его. Иначе ему конец.
Дождь по-прежнему падал на них косыми серебристыми струями. Вдруг в
серебре мелькнуло что-то белое, и они увидели, что перед ними стоит
Иоланда, промокшая до нитки и еще более тоненькая, чем всегда: пропитанный
влагой плащ на ней не драпировался складками, а облепил ее стройную
фигурку.
- Я нашла укрытие, - сказала она. - Там, в глубине леса, есть хижина.
Из трубы идет дым, а в окне виден свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97