– А, теперь вижу, – сказал Харкорт. – Сначала я их не заметил. А вон там, немного восточнее, небольшая стая волков.
Они лежали неподвижно, только время от времени поворачивая головы. Наконец Харкорт сказал:
– Всё как будто в порядке, беспокоиться нечего. Я останусь здесь, а ты бы вернулся вниз и немного отдохнул. Я тебя разбужу около полудня.
– Чарлз, у тебя, наверное, есть вопросы. По поводу этой ночи. Я пока не хотел бы говорить на эту тему с остальными, но ты имеешь право знать.
– Никакого права я не имею, – сказал Харкорт. – Мне, конечно, любопытно, но права я не имею. Я только очень рад, что ты смог сделать то, что сделал. Ты удержал их от нападения.
– Я полагаю, тебе необходимо это знать, и ты имеешь на это право, – сказал Шишковатый. – Мы с тобой одна семья. С твоим дедом мы дружим уже много лет, а с тобой – с тех пор, когда ты только еще учился ходить.
– Я знаю, – отвечал Харкорт. – Ты показывал мне, как птицы строят гнезда, и мы часами следили за ними, а ты объяснял мне, как они это делают, и мы размышляли о том, что они при этом могут думать. Чувствуют ли они то же самое, что чувствует человек, когда строит себе дом, чтобы защититься от стихий? Ты разыскивал для меня лисьи норы, и мы, спрятавшись, смотрели, как вылезают поиграть лисята и возятся друг с другом не хуже, чем компания деревенских детей, которая шалит и возится под деревом, пока их матери работают в поле. Ты говорил мне, как называются все деревья и травы, рассказывал, какие из них полезны, а какие опасны.
– Значит, ты помнишь, – сказал Шишковатый.
– Я рос без отца, – сказал Харкорт. – Вы с дедом были мне вместо отца.
– Твой дед знает кое-что из того, что я собираюсь тебе рассказать, – сказал Шишковатый. – Он знает, что я не человек, и все-таки он удостоил меня своего знакомства, дружбы и, я бы сказал, даже любви, будто я человек.
– Я всегда считал тебя человеком, – сказал Харкорт. – До недавнего времени мне и в голову не приходило в этом сомневаться. Потом, в один прекрасный день, я все узнал, и мне стало от этого нехорошо. Но хоть я и знаю, я все равно отношусь к тебе как к человеку. Это не изменилось. И никогда не изменится.
– Я почти человек, – сказал Шишковатый. – Может быть, в конечном счете я все-таки человек, но не совсем такой, как вы. Моя раса предшествовала вашей – на сколько времени, я не знаю. Мы долго живем на свете, во много раз дольше, чем вы. Почему это так, не знаю. Я живу так долго, что давно потерял счет годам. Да и не считал никогда – для таких, как я, годы не имеют значения. Когда я говорю, что существа моей расы живут дольше вас, это значит – намного дольше. Может быть, тысячу лет, а иногда, может быть, и еще больше. Есть у нас и еще одна особенность. Мы взрослеем и долгое время остаемся взрослыми, но не стареем. Не становимся старыми и дряхлыми – просто уходим из жизни, когда наступает время. Мне кажется, это не так уж плохо. Не приходится страдать от того, что твое тело превращается в жалкое подобие того, чем оно когда-то было, не испытываешь унижения, видя, как наступает старческое слабоумие. У нас до самого конца прекрасная память. Я много чего помню, хоть и не говорю об этом, потому что это могло бы показаться странным. Это не только мои воспоминания, а общая память нашей расы. Когда мы разговаривали там, на острове, аббат нашел для этого подходящее слово. Помнишь, я говорил, что кое-что помню об этом острове, только это не мои воспоминания? Аббат сказал, что это память предков.
– Ты хочешь сказать, что хранишь в своей памяти воспоминания своих предков – своего отца и деда?
– Гораздо более давние, – ответил Шишковатый. – Потому что и мой отец, и мой дед тоже были наделены памятью предков, и как далеко она простирается, я просто представить себе не могу. И кое-что из этих воспоминаний перешло ко мне. В том числе, может быть, и очень древние. Очень важные, те, что нужно знать, чтобы выжить или понять…
– Значит, те слова, что ты произносил там, на острове, – те, что остановили и удержали от нападения Древних…
– Я и не подозревал, что их знаю, – сказал Шишковатый. – Они сами пришли мне в голову. Как только я оказался в таком положении, когда они понадобились, они поднялись из каких-то бездонных глубин памяти предков. Они помогли мне понять, помогли выжить.
– Я таких слов никогда не слышал, – сказал Харкорт. – Ты припомнил только, как они звучат, не понимая смысла?
– Смысл их я тоже понимал. Мне кажется, я на время перестал быть самим собой и превратился в кого-то из своих предков, кому довелось сражаться с Древними, кто бросал им в лицо те самые слова, что говорил я.
– Превратился в другого? В своего предка?
– Толком не знаю. Временами у меня было именно такое чувство. Мне еще предстоит об этом поразмыслить.
– Иоланда первая сказала мне, с кем мы повстречались. Она названа их Древними. Она говорила, что они пришли в этот мир, когда он был еще совсем молод.
– Откуда она может это знать? – спросил Шишковатый.
– Похоже, она причастна ко многому из того, что происходит здесь, на Брошенных Землях, и нигде больше. Она сказала мне, например, что наш драгоценный коробейник – чародей. Она утверждает, что это его голос тогда присоединился к вашим.
– Значит, там в самом деле был кто-то еще, – сказал Шишковатый. – Мне показалось, что кто-то нам помогал. Я не слышал никакого голоса, но почувствовал какой-то прилив сил, когда мои уже иссякали.
– Значит, ты получил от кого-то помощь? Неважно, от кого или от чего – был ли это коробейник…
– Да, я получил помощь.
– Немного помочь могла Иоланда. Когда ты обращался к Древним, она распевала какие-то заклинания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93