Просто они отнеслись к вам
по-доброму.
- Вы еще ничего не знаете! Когда они навели на самолет красоту, то в
завершение намалевали на носу домового!..
Вот, пожалуй, и все, что можно рассказать о проделках домовых. Их
атака на самолет полковника осталась, по сути, их единственным публичным
выступлением. Но если они стремились к гласности, то добились своего -
создали запоминающееся зрелище. В аэропорт в то утро завернул один из
наших фотографов, суматошный малый по имени Чарльз: он никогда не
появлялся там, куда его вызывали, зато неизменно возникал без приглашения
на месте необычных событий и катастроф. Никто не посылал его в аэропорт -
его отправили на пожар, который, к счастью, обернулся всего-то небольшим
возгоранием. За каким чертом его занесло в аэропорт, он и сам впоследствии
объяснить не мог. Однако он очутился именно там и снял домовых, полирующих
самолет, - и не один-два снимка, а дюжины две, израсходовав всю наличную
пленку. Более того, он ухитрился снять их телескопическим объективом,
который в то утро засунул в саквояж по ошибке - раньше он никогда им не
пользовался. С тех пор он с этим объективом не расставался, но, по моим
сведениям, ему больше ни разу не выпадало повода его применить.
Снимки вышли - полная прелесть. Лучшие из них мы отобрали для первой
полосы, разверстав их на всей ее площади, да еще не поскупились и заняли
остальными снимками две внутренние полосы. Агентство "Ассошиэйтед пресс"
приобрело на снимки права и распространило по всей стране, и их успели
напечатать во многих крупных газетах, пока кто-то в Пентагоне не прослышал
об этом и не наложил вето. Но поздно: что бы ни предпринял теперь
Пентагон, снимки уже разошлись. Может, они причинили зло, а может, добро,
- так или иначе, исправить этого было уже нельзя.
Наверное, если бы полковник узнал про снимки, он попробовал бы
запретить их опубликование или даже конфисковал. Но о существовании
снимков стало известно только тогда, когда полковник убрался из нашего
города, а то и вернулся в Вашингтон. Чарли где-то застрял - скорее всего в
пивной - и объявился в конторе лишь под вечер.
Когда все в целом дошло до сведения Дж.Х., он принялся метаться по
редакции, рвать на себе волосы и грозил уволить Чарли. Но кому-то из нас
удалось его утихомирить и водворить обратно в кабинет. Снимки поспели к
последнему вечернему выпуску, заняли несколько полос на следующий день, и
мальчишки, продающие газету в розницу, всю неделю ходили с вытаращенными
глазами - так расхватывали номер с домовыми, запечатленными на пленку.
В середине дня, как только ажиотаж чуточку спал, мы с Пластырем опять
отправились на перекресток пропустить по паре стаканчиков. Раньше я не
особо жаловал Пластыря, но тот факт, что нас с ним уволили вместе,
установил между нами что-то вроде приятельских уз: в конце концов, он
показал себя неплохим парнем.
Бармен Джо был горестен, как всегда.
- Это все они, домовые, - выпалил он, обращаясь к нам, и уж можете
мне поверить: никто никогда не говорил о домовых в таком тоне. - Явились
сюда и принесли каждому столько счастья, что выпивка больше просто не
требуется.
- Я с тобой заодно, Джо, - проронил Пластырь. - Мне они тоже не
сделали ничего хорошего.
- Ты получил назад свою работу, - напомнил я.
- Марк, - изрек он торжественно, наливая себе по новой, - я не
слишком уверен, что это хорошо.
Разговор мог бы выродиться в первостатейный конкурс по сетованиям и
стенаниям, если бы в бар не ввалился Лайтнинг, самый прыткий из всех наших
рассыльных, невзирая на свою косолапую походку.
- Мистер Лэтроп, - сообщил он мне, - вас просят к телефону.
- Приятно слышать, - отозвался я.
- Но звонят из Нью-Йорка!
Тут до меня дошло. Ей-же-ей, впервые в жизни я покинул бар так
стремительно, что забыл допить налитое.
Звонок был из газеты, куда я обращался с запросом. Человек на том
конце провода заявил, что у них открывается вакансия в Лондоне и что он
хотел бы потолковать со мной на этот счет. Сама по себе вакансия, добавил
он, вряд ли выгоднее той работы, какая у меня есть, однако она дает мне
шанс приобщиться к роду деятельности, о котором я мечтаю.
- Когда я мог бы приехать для переговоров? - задал он мне вопрос, и я
ответил: завтра с утра.
Повесив трубку, я откинулся на спинку стула. Мир вокруг мгновенно
окрасился в радужные тона. И я понял в ту же минуту, что домовые обо мне
не забыли и продолжают меня опекать.

На борту самолета у меня была бездна времени на размышление. Часть
его я потратил на обдумывание всяких деталей, связанных с новой работой и
с Лондоном, но больше всего я размышлял о домовых.
Они прилетали на Землю и раньше - уж в этом, по крайней мере, не
возникало сомнений. А мир не был готов их принять. Мир окутал их туманом
фольклора и предрассудков, мир еще не набрался разума и не сумел извлечь
из их добровольной помощи пользу для себя. И вот сейчас они решили
попробовать снова. На этот раз мы не вправе обмануть их ожидания - ведь
третьего случая может и не быть.
Возможно, одной из причин их предыдущей неудачи - хоть и не
единственной - явилось отсутствие средств массовой информации. Рассказы о
домовых, об их поведении и добрых делах, передавались из уст в уста и
неизбежно искажались. К правдивым историям добавлялись свойственные той
эпохе вымыслы, пока домовые не превратились в волшебных маленьких
человечков, весьма потешных, а иногда и полезных, но принадлежавших к
одной породе с великанами-людоедами, драконами и тому подобной нечистью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11