злые, напротив, употребляют все усилия, чтобы обострить эту рознь. Политиканство давит успехи науки и мысли и самые существенные победы последних умеет обращать исключительно в свою пользу.
Потом: «немецкие фабриканты совсем завладели Лодзем»; «немецкие офицеры живут в Смоленске»; «немецкие офицеры генерального штаба появились у Троицы-Сергия, изучают русский язык и ярославское шоссе, собирают статистические сведения, делают съемки» и т. д. Что им понадобилось? Ужели они мечтают, что германское знамя появится на ярославском шоссе и село Братовщина будет примежевано к германской империи?
Вот какие постыдные мелочи наполняют современную жизнь…
Это по части немцев; а по части россиян еще лучше.
«Фабриканты и заводчики рассчитываются с рабочими купонами девяностых годов…»
«Фабриканты и заводчики ходатайствуют об увеличении ввозных пошлин…»
«Фирма X проникла в земство и распоряжается по произволу выборами мировых судей…»
«Фирма Z скупила чуть ли не целую губернию…»
«Леса наши гибнут, реки мелеют…»
«Крестьяне год от году беднеют, помещики также; а рядом с этим всеобщим обеднением вырастают миллионы, сосредоточенные в немногих руках».
Это уж мелочи горькие, но покуда никто их еще не пугается; а когда наступит очередь для испуга, – может быть, дело будет уже непоправимо.
Все мы каждодневно читаем эти известия, но едва ли многим приходит на мысль спросить себя: в силу чего же живет современный человек? и каким образом не входит он в идиотизм от испуга?
Еще одна характеристическая мелочь. В последнее время многие огульно обвиняли нашу интеллигенцию во всех неурядицах и неустройствах и предлагали против нее поистине неслыханные, по своей нелепости, меры. В числе их немалую роль играл самосуд живорезов московского Охотного ряда, а некоторые не отступали даже перед топлением в Москве-реке. Разумеется, все это было говорено на ветер, но все-таки дает понятие о степени злопыхательства. И никому не пришло на мысль сказать во всеуслышание хотя бы умеренное слово в защиту интеллигенции. Хотя бы то, например, что единичные факты следует судить единично же; что обобщения в подобных случаях неуместны и вредны; что, наконец, если и можно забить интеллигенцию в грязь – что же тогда останется?
Не будь интеллигенции, мы не имели бы ни понятия о чести, ни веры в убеждения, ни даже представления о человеческом образе. Остались бы «чумазые» с их исконным стремлением расщипать общественный карман до последней нитки.
Идет чумазый, идет! Я не раз говорил это и теперь повторяю: идет, и даже уже пришел! Идет с фальшивою мерою, с фальшивым аршином и с неутолимою алчностью глотать, глотать, глотать…
Интеллигенция наша ничего не противопоставит ему, ибо она ниоткуда не защищена и гибнет беспомощно, как былие в поле…
Скучно и тяжело смотреть, как умы, вместо того чтобы питаться здоровою пищею, постепенно заполоняются испугом. Испуг до того въелся в нас, что мы даже совсем не сознаем его. Это уже не явление, приходящее извне, а вторая природа. Мы перечитываем всевозможные загадочности и безусловно верим, что таинственная их сила управляет миром и что судьбы истории всецело отданы им во власть. Но еще мучительнее думать, что этому мыслительному плену не предвидится конца, потому что и подрастающее поколение, прислушиваясь к непрерывному голошению старших, незаметно заражается им. Простую мелочь, которая исчезла бы от одного дуновения здорового, освежающего воздуха, мы сумели превратить в мелочь изнуряющую.
Стоит прислушаться к говору невольных пленников, возвращающихся из душного Петербурга на дачи, чтобы убедиться, до какой степени всеми овладела вера в загадочность будущего.
– Слышали? – раздается в вагонах, – граф Кальноки был с визитом у Бисмарка?
– А через полчаса князь Бисмарк отдал визит Кальноки, и спять оба имели продолжительное совещание…
– И при сем присутствовал итальянский министр Лампопо…
– Ну, уж и Лампопо?..
– Все они там Лампопо… всех бы их…
– А слышали вы, что прусские офицеры у Сергия-Троицы живмя живут!
– Зачем их нелегкая принесла?
– Утереть бы им нос, этим паршивцам немцам, – вот и вся недолга…
– То-то, что платков нет…
– А слышали вы, как купец Z с рабочими купонами девяностого года рассчитался?
– Вот так с праздником сделал!
– Крестьяне, разумеется, жаловаться; однако…
– А слышали вы, как купец X всё земство в своем уезде своими людьми заполонил?
– Неужто? а я еще его дворовым мальчиком помню…
– Да, батюшка, нынче хамы – сила!
– Станция Териоки! – провозглашает кондуктор. Пленники вскакивают с мест и разбегаются по дачам.
А на даче мать семейства, встречая своего главу, сообщает:
– А ведь граф-то Кальноки… каков! Вот «наши» так не умеют… У Троицы, сказывают, немца видели…
– Ну, ну, ладно, матушка! Какие такие там «наши»! Тоже… туда же… Вели-ка подавать суп, и будем обедать!

II

А с Баттенбергом творится что-то неладное. Его начали «возить». Сначала увезли, потом опять привезли. С какою целью? для чего лишний расход? чего смотрел майор Панов?
Бедный майор Панов! Сдается мне, что долго не быть ему подполковником. Разве новый Баттенберг приедет и напишет:
«В воздаяние ваших заслуг по увозу Баттенберга 1-го жалую вас…» Да и тут навряд ли отдадут ему старшинство, потому что ведь эти Баттенберги подозрительны. Скажет: одного уж увез, – пожалуй, увезет и другого…
И зачем Баттенберг воротился? Пожил в княжеском конаке, пожуировал – и будет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22