Олекса, кажется, не против, лично я отдаю предпочтение водке с перцем, а что вам по вкусу, Микола Константинович?
Шугалий понял, что хозяин напрашивается на комплимент, — он внимательно осмотрел бутылки в баре: поцокал языком, коснувшись бутылки, на этикетке которой куда-то бежал по своим делам шустрый шотландец в красном фраке.
— »Джонни Уокер»! Это фирма! Если позволите…
— О боже мой, для чего же все тут стоит? — засуетился Федор Антонович. — Разрешите, я вам со льдом, потому что содовой в нашей глуши…
Шугалий пригубил ароматный напиток с чуть заметным привкусом самогона. Федор Антонович стоял лицом к окну, и только теперь Шугалий понял, чем удивил его хозяин, — у него были белые глаза. Они были удивительно прозрачны, казалось, сквозь них можно было увидеть, что делается за Федором Антоновичем, и даже странно было, как можно что-то видеть глазами, не отражающими света,.
Но Федор Антонович видел, и видел неплохо, потому что дождался, пока Шугалий отопьет, и подлил ему еще виски.
— За наше знакомство, — поднял он бокал, — приятное знакомство, ведь Нинуся рассказала, как вы выручили их там в тот вечер у клуба от проклятых хулиганов.
Он указал Шугалию на стул и сам сел рядом, сразу принявшись угощать его.
— Должен признаться, — сказал он с улыбкой, — что в этом доме, извините за откровенность, любят поесть. Я сам не чураюсь плиты и вовсе не стыжусь этого. Уверен, что дичь, например, может готовить только мужчина. Ну, как бы вам это объяснить? Дичь требует остроты, вина или уксуса, перцу и иногда пряностей, даже запах здесь имеет значение, а женщины с их склонностью к сладкому и парфюмерии вряд ли смогут приготовить ее. Кстати, сегодня у нас вепрятина. Конечно, не то, не то… Мороженое мясо — это уже не то… — Выпятил губы и осуждающе помахал в воздухе короткими, поросшим-и рыжими волосами пальцами. — А пока прошу вас отведать этих помидоров. Раннего посола, с чесноком и сельдереем, и в дубовой бочке. — Федор Антонович взял двумя пальцами большую красную сливу и, зажмурясь, высосал ее, оставив сморщенную кожуру. — Помидоры хороши только из дубовой бочки, кстати, огурцы тоже. Позвольте я налью вам еще рюмочку под грибочки. Возьмите из этой тарелки, прошу вас: соленый рыжик — лучший гриб, белый по сравнению с ним…
Он таки был прав, и Шугалий отдал должное и соленым рыжикам и действительно вкусным помидорам.
Вдруг Федор Антонович вскочил.
— Борщ готов, — сказал он уверенно. Откуда он узнал об этом, так и осталось для Шугалия загадкой, но действительно в двери появилась женщина с огромной фарфоровой супницей. Она поставила ее на середину стола, улыбнулась Шугалию и сама представилась:
— София Тимофеевна.
Шугалий встал, не зная, выходить ли ему из-за стола, чтобы пожать хозяйке руку, или ограничиться поклоном, но она сама разрешила его сомнения.
— Сидите, пожалуйста, у нас без церемоний, всегда рады гостям…
— И закармливаем их! — весело засмеялась Нина.
— Лучше бы помолчала. — Мать сердито сверкнула на дочку глазами и снова улыбнулась Шугалию: — Диеты не признаем и вам не рекомендуем. — Взяла его тарелку и начала наливать борщ. — Какая же это жизнь без еды?
Шугалий с любопытством смотрел, как проворно орудует она половником. От Софии Тимофеевны веяло домашним уютом и покоем, должно быть, она была абсолютно убеждена в том, что ее образ жизни — самый лучший, и никому бы не удалось разубедить ее.
Капитан посмотрел, как шепчутся, не обращая внимания на закуски и борщ, Нина с Олексой, как Олекса небрежно ковыряет вилкой соленый рыжик, лучший на свете гриб, и ему стало смешно. Однако все же с аппетитом доел борщ.
— Еще тарелочку? — заметила это София Тимофеевна, но Шугалий отказался.
А Федор Антонович попросил добавки, отхлебнул из ложки, положил ее и спросил у Нины:
— Ты снова не будешь есть?
— Мы же договорились, папа…
— И как же вы станете жить?
— А мы будем покупать пельмени в пачках, — не без иронии ответил Олекса, но Федор Антонович не принял его тон.
— Хоть отправляй с вами тетку Олену…
Олекса переглянулся с Ниной.
— Свадьба откладывается, мы же условились.
На год.
— А как тетка О лена?
— Она на все согласна.
— Но вы же не можете ютиться в общежитии.
— Снимем комнату.
— И никаких перспектив?
— Да. Вряд ли скоро дадут квартиру!
— Значит, будете скитаться по углам…
— Какое это имеет значение? — вмешалась Нина.
— Эвва, деточка моя! — всплеснула руками София Тимофеевна. — Оно, конечно, дело молодое… Но не иметь своего гнездышка!
— Кооперативного, трехкомнатного гнездышка, — улыбнулся Олекса.
— А я, уж извини меня, на твоем месте не смеялся бы. — Федор Антонович с недовольным видом хлебнул борща. — Жизнь надо устраивать сразу.
— Как-нибудь образуется.
— Все как-нибудь, как-нибудь… — Федор Антонович проглотил ложку борща, зачерпнул еще, но вылил обратно: — Я это к тому, что есть покупатель дома.
Олекса непонимающе посмотрел на него.
— Какого дома?
— Вашего.
— А как же тетка .Олена?
— Возьмете с собой.
— Но ведь тут вся ее жизнь. Сад и цветы…
— Жизнь, мой мальчик, это такая штука…
— Тетя никогда не согласится.
— Если ты не попросишь…
— И вы хотите, чтобы я лишил ее всего?
— Я ничего не хочу, — вдруг рассердился Федор Антонович. — Я только знаю, что и вам было бы лучше с Оленой Михайловной, и ей с вами. Она тебя любит и будет счастлива.
— Мы будем приезжать к ней летом.
— Разве у нас мало места? — обвела рукой вокруг себя София Тимофеевна. — А тетке Олене будет скучно одной. Да и зачем ей такой дом.
— Пусть сама решает.
— Но ведь половина дома принадлежит тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39