Говоря эти слова, Шугалий не спускал пристального взгляда с Бабинца. Федор Антонович ничем не выдал себя, он не побледнел и не покраснел, сидел прямо, не сводил глаз с капитана, и все же что-то в нем изменилось. Шугалий это сразу понял, но ему понадобилось несколько секунд, чтобы определить, что именно происходит с Бабинцом: у него потемнели глаза. Да, белые, неправдоподобно белые глаза Федора Антоновича вдруг стали почти черными, и Шугалий понял, до какой степени испугался Бабинец.
Но Федор Антонович не сдался.
— Имеете в виду того канадца? — переспросил он, и Шугалий знал, что эти две-три секунды нужны ему, чтобы придумать более или менее убедительную версию. Старый волк, опытный и опасный, а все же допустил ошибку, был уверен, что визит Стецишина остался незамеченным.
Однако Бабинец нашелся. Пренебрежительно махнул рукой.
— у меня там знакомые… Вот и передали сувенир — бутылку виски.
— Допустим, я вам поверю, — начал Шугалий, весело улыбаясь, — только на минуту допустим. Но все же прошу ответить: куда вы ездили на велосипеде сразу после визита Стецишина и где пропадали около двух часов?
— В лес, — ни на секунду не задержался с ответом Бабинец, — погода была хорошая, и я часто совершаю такие прогулки. Не знал, что туда уже нельзя.
— Чтобы встретиться с Калеником?
— у нас в аптеке много клиентов… Каленик?..
Что-то не припомню такого.
— А он вас хорошо знает. И даже хранит кое-что на память. Фотографию…
— У каждого свои чудачества.
— Довольно, Федор Антонович. Мы сейчас поедем в учреждение, которое, вероятно, не вызывает у вас расположения. Нам нужно выяснить много вопросов, и разговор будет долгим и не очень приятным для вас. — Шугалий высунулся в окно. — Машина уже ждет вас, вот постановление на арест, прошу ознакомиться.
Так уж полагается, Федор Антонович, и, надеюсь, вы знаете, чем вызваны такие крайние меры.
— Нет, не знаю, — ответил Бабинец, — все это — результат какого-то ужасного недоразумения.
— Что ж, бывает и такое, — согласился Шугалий. — Но очень редко. Будете иметь возможность увидеть вашего сообщника — вместе как-то приятнее и лучше вспомнить то, что улетучилось из памяти.
Шугалий уехал из Озерска через день. Перед отъездом они с Буровым встретились на берегу Светлого озера, — разве можно уехать из Озерска, не искупавшись и не отведав настоящей ухи?
Шугалий завел мотор, и они двинулись к острову, куда еще с утра отправился Малиновский; день хотя и будничный, но начальник райотдела в честь успешного завершения операции разрешил ему взять отгул, и лейтенант должен был уже приготовить уху.
Моторка шла быстро. Шугалий подставил лицо солнцу и щурился от удовольствия.
Малиновский стоял на берегу и улыбался так, что Шугалий догадался: рыбачья фортуна сегодня на стороне лейтенанта. И верно: Малиновский вытащил из воды самодельный садок с двумя или тремя большими щуками и полукилограммовыми окунями.
— Возьмете с собой, — сказал он тоном, исключающим всякие возражения. К тому же Шугалий и не возражал: знал, как обрадуется Вера свежей рыбе — щуки вон еще живые.
— Уха — во! — поднял большой палец лейтенант.
И действительно, от костра пахло удивительно вкусно. Шугалий съел полную миску прозрачной ухи и принялся за окуньков, а лейтенант налил ему еще миску, и Шугалий не сопротивлялся: когда-то еще доведется полакомиться такой?
Они утолили голод, и только тогда Малиновский спросил:
— Как экспертиза?
— Подтвердила, — лаконично ответил Шугалий и объяснил Бурову: — Каленик приехал к Завгороднему на велосипеде. На рассвете восемнадцатого августа.
Поставил велосипед у калитки, а перед этим ночью прошел дождь, и шины оставили следы. Эти следы сохранились и до сих пор — дождей ведь не было и там никто не ходил. Эксперты подтвердили: следы именно от велосипеда Каленика.
— Но ведь сестра Завгороднего говорила, что приходил Чепак, — заметил Малиновский.
— У Каленика такой же хриплый бас.
— Он уже сознался?
— У нас неопровержимые доказательства, вертелся как угорь, да что поделаешь? Все рассказал.
Малиновский положил ложку.
— А Бабинец? — спросил он.
— Бабинец, узнав от Романа Стецишина, что тот выдал отцу Олексы его тайну, чуть не умер от ужаса.
Но быстро опомнился и решил действовать. Поехал на велосипеде к Каленику, и они разработали план действий. Каленик был когда-то порученцем куренного Стецишина и знал о роли Бабинца в любенской трагедии. Хранил фотографию, чтобы шантажировать аптекаря, и тот подкармливал его. А деньги у Бабинца водились: к сожалению, есть еще дефицитные лекарства…
— Сукин сын, — выругался Малиновский.
— Провал Бабинца лишал Каленика одного из источников дохода, — продолжал Шугалий, — и тот решил помочь аптекарю. На рассвете поднял ветврача — мол, корова подыхает. В Ольховое на лодке быстрее и удобнее, преступники учли все, и Андрий Михайлович попал в их западню. Каленик захватил с собой молоток; после первого же удара Андрий Михайлович потерял сознание, и Каленик, еще живого, выбросил его за борт. Один доехал до берега, перевернул лодку в камышах, и волны вынесли ее в озеро.
— А если бы не было ветра? — полюбопытствовал Малиновский. — Бурю же не закажешь.
— Собирался незаметно добраться до берега, взять свою лодку и ночью отбуксировать моторку Андрия Михайловича.
— Рискованно. Могли заметить.
— Рассчитывали, что до вечера никто не станет разыскивать Завгороднего, а лодку можно спрятать в камышах. Но поднялась буря, и это помогло Каленику. Правда, потерял велосипедную спицу — должно быть, и не заметил, как наехал на корягу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39