Я не решаюсь говорить о голубях. Зачем его снова огорчать этой фантастической историей?— Э-э… Ничего особенного, господин профессор. Я только приехал…— И уже уезжаете! — вздыхает он.— Вне всяких сомнений, это поездка туда-обратно… Я буду вам признателен, если за завтраком вы при остальных поручите мне сделать в Париже важные покупки, чтобы объяснить мой отъезд.— Отлично…Все происходит согласно предусмотренному плану. Два часа спустя я являюсь в Службу и спрашиваю Старика, но мне отвечают, что он на совещании у министра внутренних дел, а мне велел передать, чтобы я его подождал. Значит, мне придется убивать время в своем кабинете.Я рад встретить там Берюрье. Толстяк лопает огромную порцию солянки, одновременно читая “Ле Паризьен”.— Привет, — говорит он мне. — Ты где пропадал?— Отдыхал в провинции.Я с ужасом показываю на его солянку.— Что это за куча дерьма?— Мой завтрак… Я заказал ее в бистро за углом. Там готовят самую лучшую солянку во всем районе.— Ты что, не можешь есть это дома или в туалете? Это же неприлично!Он пожимает плечами и яростно подцепляет вилкой большую порцию, которую собирается донести до рта. Франкфуртская сосиска делает ноги и сваливается ему на ширинку. Он хватает ее двумя пальцами и заглатывает одним махом, чем доказывает мне, что она осталась совершенно съедобной.Я смотрю на него, смущенный и втайне восхищенный такой прожорливостью.— Ты уверен, что у тебя нет солитера, Берю? — спрашиваю я наконец.Он благовоспитанно рыгает в сложенную зонтиком ладонь.— Ну и что? — спрашивает он. — Жить-то всем надо… Что с того, если у меня в брюхе сидит солитер? Мои доходы позволяют мне его прокормить!После такого убийственного аргумента мне остается только отступить, что я делаю в темпе, потому что мне сообщают о возвращении Старика.Он сидит за рабочим столом. Его руки с кожей, как у ящерицы, положены, словно драгоценные предметы, на кожаную папку.— Ну слава богу! — вздыхает он, увидев меня. Я закрываю дверь и направляюсь к креслу для посетителей.— У вас есть новости, патрон?— Еще какие!Он берет футляр для лапки голубя, как две капли воды похожий на первый, и достает из него сообщение, написанное на такой же, как в прошлый раз, кальке.— Без комментариев, — говорит он, протягивая мне текст.Я читаю, и по мере чтения моя рука начинает дрожать.
Первый голубь перехвачен. Послал вам формулу по запасному каналу. Просьба не входить со мной в контакт до нового сообщения, в поместье агент Секретной службы. Тибоден.
Бумагу Старику возвращает совершенно бледный человек.— Вы были правы, что подозревали Тибодена, — шепчет Старик. — Это лишний раз доказывает, что полностью достойных доверия людей не существует… Профессор предатель, пусть так… Я склоняюсь перед очевидностью. Но я не понимаю, как этот человек, посвятивший свою жизнь и карьеру Франции, мог перейти на другую сторону…Какие высокопарные слова он подбирает!— Вы недолго будете мучиться этим вопросом, шеф. Надо заставить этого подонка расколоться…Старик качает головой со смущенным видом, совершенно для него не характерным. У него в голове явно есть какая-то идея…— Нет, Сан-Антонио, он ничего не скажет…— Я сам его расколю! Ах, я должен был догадаться… Он один выходил вчера во время обеда…Старик меня даже не слушает. Он прилежно хрустит суставами.— Устанавливается густая, как детская молочная смесь, тишина. Я предчувствую гадости на ближайшее время и ерзаю в кресле…— Сан-Антонио, я только что от господина министра… Как босс официален… Господин министр! Ни больше ни меньше. Это тем более смешно, что в Службе этого министра все зовут Балда…— Правда?— Да.— Дело приказано замять во что бы то ни стало. Скандал такого размера стал бы катастрофой для престижа нашей страны!Я не могу не засмеяться:— Престиж нашей страны! Да разве он у нее, бедняжки, есть?— Что вы говорите, Сан-Антонио!— Правду! Если бы вы ездили за границу, как я, шеф, то видели бы, что там испытывают к нам только жалость из-за наших проблем в колониях, из-за наших политиков и нашего франка, худеющего с удивительной скоростью… Водородной бомбы у нас и то нет! Все, что у нас осталось, это канкан, вино и Лазурный берег… Плюс Париж, к счастью!.. Вы мне скажете, что лучше производить шампанское и иметь женщин, умеющих заниматься любовью, чем готовить людей-торпед, и будете правы… Но все-таки мы живем в эпоху, когда царствует материализм, а благородство измеряется деньгами… Когда мы принимаем главу иностранного государства, то в один день показываем ему Версальский дворец и заводы Рено, как будто это единственные достижения за всю нашу историю! Мы хотим спасти лицо, но лучше спасать мебель, вам так не кажется?Он с интересом смотрит на меня, потом начинает выстукивать ножом для резки бумаги “Марш гренадеров императорской гвардии”.— Сан-Антонио, я думаю, что нам платят не за то, чтобы думать, а за то, чтобы действовать…Успокоившись, я издаю вздох переключателя скоростей.— Вернемся к интересующему нас делу. Повторяю: никакого скандала. Тибоден слишком значительный человек. Сообщение о его измене создало бы панику… А кроме того, официально его нельзя обвинить в государственной измене. Он работал над созданием не оружия, алхимического препарата. Никто не может запретить продавать такой продукт кому заблагорассудится!— В таком случае, зачем он привлек к разработке свою страну?— Тибоден был беден, и правительство финансировало его исследования.— В таком случае его открытие принадлежит правительству…— Это не нам решать, Сан-Антонио. Профессор стар, болен, устал… Возможно, он не совсем в своем уме или с опозданием принял идеологию, в которой надеется найти душевный покой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28