Бедный врач несется в Гуссанвиль. Увидев нас перед кучей пепла, он понимает, что звонивший не соврал ему. Для него это конец всему, и он стреляется.У меня на лбу выступил пот, и я стираю его рукавом.— Ну вот, — говорю я в заключение. Рот Шардона разинут со средневековую водосточную трубу.— Ну, патрон, — икает он, — можно сказать, что вы сильны! Вы умеете пользоваться своими мозгами.— И довольно неплохо, — соглашаюсь я.— Ну и девка! Вот стерва!— Да уж, тот еще экземплярчик.— Как вы думаете, ее арестуют?— Конечно, Шардон, конечно. Она не успокоится до тех пор, пока…Я роюсь в карманах в поисках мелочи, чтобы расплатиться за выпивку.— Оставьте, — протестует он. — Вы же сказали, что я угощаю.Я великодушен:— Пусть будет так! Ты все расскажешь Мюлле, да?— Можете на меня положиться. Представляю себе его рожу, когда он узнает всю подноготную. Он не очень верил в успех вашего расследования, господин комиссар.— Что с него взять? — говорю я, пожимая могучими плечами. Глава 19 Полицейского, свистевшего мне, я нахожу перед своей машиной. Он отводит в сторону движение, стесненное этим препятствием.Он подскакивает ко мне, едва заметив.— Вы что, ненормальный?! Что это за манера оставлять свою машину посреди проезжей части? Я вам свистел, а вы даже внимания не обратили.Отказ подчиниться будет вам дорого стоить.— Ну-ну, — говорю я, доставая удостоверение, — не надо так орать, а то сорвешь свой геморрой. Я оставил свою тачку здесь, потому что спешил! Спасибо, что присмотрел за ней, а то машины сейчас дорого стоят.Он возвращает мне удостоверение и бормочет:— Я не мог знать, господин комиссар.— Разумеется.Я сажусь в машину, к величайшему разочарованию нескольких садистов, дожидавшихся моего возвращения в надежде поприсутствовать при расправе.Половина восьмого.Я мчу на улицу Жубер.— Пойдешь со мной, дорогуша? — спрашивает одна из ста сорока пяти путан, меряющих шагами тротуар квартала.— Спорю, ты обещаешь мне экзотические штучки? — интересуюсь я.— Нет, но все равно будет хорошо.— Позже.— Ну и катись.Я вхожу в дом и сверяюсь со списком жильцов, потому что заколебался общаться с консьержками, хотя в общем они были мне полезны.Верите или нет, но я недоволен. А недоволен я потому, что в моей реконструкции событий есть слабый момент: зов “На помощь”, написанный Парьо. Это меня чертовски сбивает с толку.Наконец, перепрыгивая через ступеньки, я все-таки поднимаюсь на этаж — разумеется, последний, — где живет так жаждущий со мной поговорить Одран.Меня встречает запах стирки.Дверь открывает полная молодая женщина в фартуке в синюю клетку, беременная, того и гляди разродится.— Месье Ордан дома?— Проходите.В прихожей, украшенной трогательными лубочными картинками, маленький пацан играет в Зорро.— Эрве-Ксавье, пропусти месье. — И она кричит:— Леон! Из микроскопической гостиной-столовой выходит Леон. Я его сразу узнаю: это банковский служащий с волосами бобриком и кислой миной, который выдал Бальмену его десять “кирпичей”.— Как, — спрашиваю я, — это вы?— Проходите, пожалуйста, господин комиссар.— Как вы узнали мой адрес?— Вы же получили чек… Чек на ваше имя. Мне оставалось только узнать по справочной номер вашего телефона.Я прикусываю губу: когда тебе утирает нос такая вот размазня, это все-таки обидно, а?— Что случилось?— Я узнал, что интересовавший вас человек умер, — отвечает он. — Я провел параллель между этой кончиной, случившейся после того, как он вышел от нас (он, естественно, говорит о банке), и вашим допросом.Он стоит несгибаемо-прямой, строгий, представительный, довольный собой, своей работой и дюжиной детишек, которых еще сделает своей бедной жене и которых наградит вычурными именами.— Я сконцентрировал мои воспоминания, — продолжает он."Как помидоры”, — мысленно говорю я себе, глядя на лицо человека, страдающего запорами.— И что?— Я вспомнил, что слышал, как старик говорил своему спутнику:"Запишите адрес…” Остальное я не разобрал… Я повторяю вам, господин комиссар, что выполняю свою работу, не разглядывая клиентов.Ему бы хотелось, чтобы я его поблагодарил, назвал бы героем и мучеником труда, но я остаюсь холодным.— Это все?— Еще я вспомнил, что человек в кожаном пальто что-то нацарапал на корешке чека, который я ему вернул. Но он сделал это, только чтобы старик отстал от него, “для понта”, как говорит мой сын Эрве-Ксавье.Доказательство: он взял только часть этой записки, раз вы нашли ее.Не дождавшись его приглашения, я опускаю задницу на диван.Адрес…— Человек в кожаном пальто воспользовался промокательной бумагой, предоставленной в распоряжение клиентов, — продолжает он.Одран делает шаг назад, чтобы иметь возможность описать широкий и благородный жест рукой.— Вот она, — говорит он, протягивая мне бледно-розовый листок. — На ней не очень много отпечатков.Этим он подчеркивает, что дает не какой-нибудь паршивый товар.Я беру промокашку, подхожу к украшающему камин зеркалу и без особого труда разбираю:
На помощь.
А сразу под этим — написанное той же рукой:
Улица Лаффит, дом 30.
То, что я принял за сообщение и что стало отправной точкой всего расследования, оказалось всего-навсего названием и адресом большой страховой компании. Парьо записал это, а потом оторвал кусок корешка чека, на котором был адрес.Я разражаюсь смехом.— Спасибо, месье Одран. Вы выполнили свой гражданский долг. В вашем лице полиция нашла умного и преданного помощника.Он слушает меня, соединив каблуки, с повлажневшим взглядом и благоговейно пожимает мои пять пальцев, которые я ему протягиваю.— Как хорошо, что ты все-таки пришел, сынок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31