Я нагнулся; она обхватила меня руками за шею, и я смог оторвать ее от земли. Ноги у меня дрожали, но в остальном я оказался сильнее, чем предполагал.
Я пошел по тропинке. Запах Эммы сводил меня с ума. Тепло ее тела передавалось моему, И мне уже не терпелось добраться до какой-нибудь горизонтальной поверхности, чтобы уронить ее и заново исполнить свой номер под названием "Казанова".
Тропинка проходила за домом и заканчивалась как раз под окном старика. Я заметил посреди темной комнаты его бледное лицо, повернутое к нам. Небось, насмотрелся вволю, паралитик! Но я сам был виноват: нечего было усаживать его после прогулки лицом к окну.
Впрочем, я был почти уверен в его молчании. Не только потому, что он не мог говорить, он вообще производил впечатление человека "тактичного".
По крайней мере, через час, когда я принес ему ужин, он не делал никаких необычных жестов. Разве что взгляд его показался мне чересчур пристальным. Есть он не стал, а когда я уложил его в постель, закрыл глаза, показывая, что больше во мне не нуждается,
Жить под одной крышей с такой женщиной было все равно что сидеть на вулкане. Не знаю, выделял ли ей Бауманн положенный любовный паек, но, между нами говоря, сомневаюсь. В этот день она, так же, как и я, вовсю наверстывала упущенное.
Ночь прошла довольно беспокойно. Эмма завывала, как раненая собака, пронзительным, животным воем, который раздирал мне уши и подогревал кровь.
Когда мы с ней наконец заснули, лежа поперек кровати, я был в таком нокауте, словно целое стадо слонов играло мной в футбол.
Разбудила меня она.
Я приоткрыл глаза. Комнату слабо освещала желтая лампа на ночном столике. За окном чернела темнота.
Сквозь ресницы я увидел, как Эмма встала и подошла к шкафу. Я вдруг чего-то испугался: совсем как в тот момент, когда Бауманн протянул мне чужое удостоверение личности. Мгновенно насторожившись, я приподнялся на локте:
— Что ты там делаешь? Она вздрогнула и обернулось:
— Пижаму достаю.
Порывшись на полке, она выбрала сиреневую пижаму без воротника и и дна счета надела ее. Потом вернулась к кровати с безмятежной улыбкой на губах.
— Не спится?
— Спится, да ведь ты разбудила.
— У тебя такой чуткий сон?
- Это у всех, кто сидел: один шорох — и ты сразу готов...
— К чему готов? — спросила она.
— Да ко всему!
— Тебя послушать — так ты прямо старый каторжник, висельник со стажем...
До чего же она была хороша в этой сиреневой пижаме, при свете желтой лампы... Как в кино!
Она села рядом со мной и взяла мою голову в ладони. Впервые ее глаза смотрели на меня без презрения. В них было что-то вроде любви, нежной и печальной. Любовь счастливой самки, слегка окрашенная тревогой...
— Ты красивый, — сказала она так тихо, что я скорее угадал, чем услышал ее слова.
Когда женщина делает вам подобный комплимент, вы, как правило, не знаете, что ответить. А молчать тоже неловко. В общем, чувствуешь себя черт знает как.
И я произнес самые глупые слова в мире. Но такие уж они, эти слова: когда просятся, хоть рот пластырем заклеивай, выскочат все равно...
— Я тебя люблю!
А после этого уже заводишься, как мотор: начинаешь упиваться собственной болтовней и выплескиваешь наружу все сентиментальные бредни, придуманные мужчинами с тех пор, как папаша Адам
впервые влез на мамашу Еву.Мой треп не оставил Эмму равнодушной: все дамочки любят, когда им поют серенады. Каждую мою фразу она встречала страстными поцелуями.
Когда я заглох, исчерпав свое воображение, она обняла меня и стала баюкать.
— Какое счастье, что я тебя встретила, — сказала она.
— А встретила-то пушкой...
— Это я для того, чтобы не давать волю своим слабостям. Знаешь, когда мы повстречались на лестнице, я испытала настоящий шок...
— Мне хотелось, чтобы эта минута длилась бесконечно.
— Эмма...
— Что, любимый?
— Давай смоемся отсюда, пока он не приехал?
— Это невозможно.
— Почему?
— Потому что он нас держит.
— Мы можем спрятаться...
— Он умнее нас обоих. Он сразу нас найдет. И потом, куда мы денемся без денег?
— Ты его любишь?
— Не говори глупостей. Разве я похожа на влюбленную женщину? Я хотела сказать — влюбленную в кого-нибудь, кроме тебя?
Действительно, принимая во внимание прошедшие несколько часов, это казалось мне маловероятным.
— А он тебя любит?
— О, здесь другое...
Голос ее звучал жестко. Я высвободился из ее объятий и посмотрел на нее повнимательнее. В ее глазах горел враждебный огонек, и от этого у меня потеплело на душе.
— Что ты называешь "другим", Эмма?
— Я ему нужна! Я слишком многое о нем знаю. А он — обо мне. Мы с ним будто друг у друга в плену, понимаешь?
— А можно узнать, что вас связывает?
— Нет!
Я не стал допытываться. В конце концов, это меня не касалось. В жизни нужно уметь не задавать лишних вопросов. К тому же — зачем мне знать ее прошлое? У каждого из нас оно свое, более или менее гнилое. Такое прошлое — плохой подарок любимому человеку...
Мне от нее нужно было не прошлое, о нет! Настоящее, а особенно — будущее: чтобы не бояться пресытиться настоящим, понимаете?
Мужики — все такие. Ни черта не соображают, ни в чем не знают меры, И всю жизнь бегут за морковкой, висящей на палке перед носом...
— Так ты что, собираешься вечно жить с этим типом? Она вздохнула. Потом ее глаза вперились в мои.
Я видел только черные точки зрачков, которые маячили в полутьме, все расширяясь и расширяясь.
Медленно, разделяя слова и не сводя с меня глаз, она проговорила:
— Нет, не вечно. Никто не вечен, любимый. Никто, Даже ОН!
Когда за окном забрезжил рассвет, все было решено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135