Я вспомнил, что у меня в руках перо, и четко представлял себе, как в случае чего пущу его в ход.
— Только не надо! — бросил я. — Что?
— Тебе субтитры написать, или как? Она пожала плечами.
— Конечно, все свидетельствует не в мот пользу...
Тут я здорово разозлился. Она снова пыталась меня одурачить — и это после всего, что произошло! Видно, она меня совсем за дурака принимала.
Свободной рукой я залепил ей в рожу и В полумраке увидел, как на глазах у нее заблестели слезы.
— Я ни в чем не виновата!— несмотря на это, продолжала она.— Я стала жертвой обстоятельств...
Новая оплеуха заставила ее заткнуться.
— Тихо,— сказал я.— Говорить буду я. Знаешь, девочка, ты мне лихо перетряхнула жизнь. Благодаря твоим соблазнительским номерам я свернул на тропинку, которой не ждал. Эти несколько месяцев в тюрьме заставили меня хорошенько подумать, и я, представь, выбрал для себя лучшую философию, какая только бывает: философию приятия. Вместо того чтобы хныкать, я все принимаю, а потом — использую... Я замолчал/Она слушала подобострастно, с тем боязливым и встревоженным видом, который я впервые заметил за ней на суде и который делал ее совершенно другим человеком.
— Эпилог тут ни к чему. Знай только, что я умею проигрывать... ну, умею на свой манер. Ты хорошая актриса. Восхищаюсь и снимаю шляпу. Но, как ты, может быть, заметила в зале заседаний, я тоже могу работать тыквой, когда меня суют в дерьмо... Я в последнее время немало размышлял, извини, что повторяюсь.
— Я знаю.
Она и это знала — она всегда все знала. К тому же за меня красноречиво говорила моя физиономия. Мой моральный дух уже выплыл на поверхность, как всплывает со дна озера дохлая собака.
— Я одурачил легавых один раз — в тот день, когда мы познакомились. Мне это удалось и во второй раз, когда я в последний момент остановил свой процесс. И в третий — когда дал деру из больницы... Ты читала газеты?
— Конечно.
— И тебе не пришло в голову, что я могу направиться к тебе?
— Честно говоря, нет. Я предупредила консьержку, чтоб никому не давала моего адреса, и потом...
— И потом, ты думала, что я не смогу долго водить полицию за нос, верно?
Думала или не думала — что теперь...
— Ладно, молчи. Она замолчала.
— Ну, теперь ты видишь, в кого я превратился? Эх, Эмма, скверную ты у меня выработала привычку... Теперь я убиваю так же легко, как дышу, и задумываюсь над своими поступками не больше, чем когда выплевываю углекислый газ. Понимаешь?
— Я понимаю одно, — сказала она. — Ты был убийцей с самого начала. И мы сразу это поняли...
— Кто — "мы"?
— Мы...
Я не стал допытываться. Она продолжала:
— Убийцей рождаются, Капут. Это как раз твой случай. Ты об этом не подозревал. Может быть,, именно я заставила тебя это понять, но моя роль тут невелика. Рано или поздно ты понял бы это сам. Когда ты сел к нам в машину, то считал себя всего-навсего мелким жуликом и неудачливым воришкой. Ведь ты умен. Очень умен: это и сдерживало твой инстинкт.
— Может быть.
— Точно, Капут, точно.
Раньше она никогда не называла меня "Капут". Но теперь все время награждала этой кличкой, потому что я ее действительно заслуживал.
— Зачем ты приехал?
Я удивленно посмотрел на нее.
— Угадай!
— Чтобы спрятаться? Но это очень неосторожно...
— Нет.
— Чтобы...
— За деньгами, Эмма, За большими деньгами, Ведь в каком-то смысле я твой компаньон, Это благодаря мне ты сегодня купаешься в деньгах, Вот я и приехал за своей долей.
Она вздохнула.
— Ну, ты, однако...
— Что — я? Я тебе мешаю, да, Эмма? Тебе так хотелось, чтобы я поскорее подох, что ты отправила мне в тюрягу отравленную жратву. Кстати, именно благодаря ей, а значит, и тебе, я смог оттуда вырваться, Правда, смешно?
— Сколько ты хочешь?
— А сколько ты предлагаешь? Она помедлила.
— Миллион устроит? Я расхохотался.
— Эмма, я ведь не милостыню прошу, а то, что мне причитается!
— Пять?
— Нет, десять миллионов. Это еще и немного, я тебе по дружбе уступаю. Я давно мечтал загрести чемодан с пачками денег. И рад, 'Что получу его от тебя. Я чувствую, что это принесет мне счастье...
Она пожала плечами.
— Ладно.
— Но ты хотя бы скажи, что считаешь сделку честной.
— Я считаю сделку честной, Капут!
Она не двигалась. Я наклонился к ней, не забыв выставить вперед лезвие ножа, чтобы быть готовым К любой неожиданности.
— Ты что это? — спросила она.
Я приблизил свои губы к ее.
— Позволь-ка...
Она ответила на мой поцелуй, наполовину прикрыв глаза и оставив в них лишь тонкую щелочку фиалкового взгляда, жгучего, как огненная струя.
Вот теперь порядок. В тюрьме я много раз представлял себе эту минуту. Я ждал ее с таким остервенением, что она просто не могла не наступить.
Это было хорошо. Отодвинувшись от нее, я почувствовал такое облегчение, словно только что ею обладал.
— Ну, что теперь? — спросила она.
Я перешагнул через спинку сиденья и устроился рядом с ней.
— Кто у тебя обитает? Она замялась.
— Никто...
— Не трынди, лапуля.
— Ну... Робби, кто ж еще.
— Ага, Робби. Его я тоже рад буду увидеть снова. Это твой любовник, да?
— Глупый ты.
— Раньше был, но теперь пошел на поправку. Таблетки от глупости принимал: "камерол" называются, Очень помогает. Вы с ним сообща все придумали, так ведь?
— Да нет же, милый, клянусь тебе...
— Вот клясться не надо. И "милым" меня тоже не надо называть. В нашем с тобой случае это звучит чуток по-идиотски. Ладно, теперь, когда мы снова имеете, давай к делу. Поехали!
— Куда?
— К тебе, красавица, куда же еще?
Она снова завела машину. Ездила она хорошо, этого дара я в ней еще открыть не успел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135