Мужик прогудел клаксоном условный сигнал. Почти сразу же за забором заскрипел гравий, и ворота отворились.
Поместье было большим и каким-то печальным. Огромный сад казался заброшенным — это и нагоняло меланхолию. Это, да еще закрытые ставни на окнах.
Мы подкатили к парадному. Женщина вышла и стала подниматься по ступенькам. Я вышел тоже. Я стоял посреди сада, плохо соображая, что со мной происходит. В голове у меня гудело.
Ворота уже закрылись, и от них шел высокий черноволосый парень в джинсах и черном свитере, державший руки в карманах.
На слугу он был не похож. Однако по его манерам было видно, что он и не родственник, и не друг семьи.
Мой водитель сухо спросил его:
— Новостей никаких?
— Нет, — буркнул парень, глядя на меня.— Удачно съездили?
— Очень.
Парень в свитере указал на меня пальцем:
— А это еще кто?
— Это наш друг... новый. Дай ему комнату на третьем этаже, белье и бритву.
Хозяин повернулся и ушел. Я остался стоять перед парнем в свитере. По его глазам было видно, что я ему совсем не по нутру.
— Ты кто? — спросил он.
— А тебе какое дело?
Я думал, что он на меня кинется, и уже готовился врезать ему, как умел. Но он сдержался, не зная толком, с кем имеет дело.
— Может, тебя как-нибудь зовут? — спросил он.— Или тебе свистят, как шавке?
— Зови меня Капут, если так уж хочешь прилепить мне табличку.
— Имя вроде немецкое? — проворчал он.
— Не отрицаю, но это неважно — все равно не мое, Я был собой доволен. Раз все вокруг темнят, то и
я в долгу не останусь — буду разыгрывать высокомерное безразличие...
Черноволосый парень хлопнул ресницами, что свидетельствовало о его замешательстве.
— Ну, а я— Робби, — произнес он и повел меня в дом.
В этой берлоге, видно, давно не жили, потому что внутри стояла гнетущая сырость и изрядно воняло плесенью. Пауки чувствовали себя здесь на своей территории и старались переплюнуть лучших городских кружевниц. Переступаешь порог — и всю рожу залепляет паутиной...
Робби отвел меня наверх, в комнату, где пахло пылью и старой бумагой. Он подошел к умывальнику, повернул кран: в кране сначала захрипело, потом забулькало, и в конце концов из него побежала-таки желтоватая вода.
— Подожди, — сказал он. — Сейчас схожу за мылом и бритвой. — Потом окинул меня долгим взглядом, будто снимая мерку.
— Да ты вроде прямо из тюряги, — сказал он,
— Что, заметно?
— И воняешь к тому же...
Я и сам это знал, черт возьми, да только мне очень не понравилось, как грубо он это сказал.
— Повежливей, приятель!
Не желая, видимо, обострять ситуацию, он молча пожал плечами и куда-то скрылся. Вернулся он минут через десять. Я валялся на клоповнике, подложив руки под голову, и разглядывал замысловатую трещину на потолке.
Робби приволок с собой кучу всякого добра.
— Держи, парень, — буркнул он. — Все, что нужно для превращения в сказочного принца. А еще вот распашонка и костюм. Я на глаз прикинул — должны подойти. Расфуфыришься — все так и попадают!
Он гыгыкнул и исчез.
Я повернул ключ в замке и разделся догола. Мои старые тряпки, лежавшие кучкой на полу, казались мне теперь вообще никуда не годными. Они и в день ареста были уже в стиле "хиппи", а пребывание в тюремной камере хранения их почему-то не обновило.
Я вымылся "по-взрослому", как говорила моя мама, когда я был шпингалетом. Потом побрился. Робби — даром что бука — ни о чем не забыл: принес даже расческу и флакон лавандовой воды. Видно, запашок у меня и вправду был не из лучших...
Надраившись, я стал свеженьким, как ломтик ананаса в вишневой водке. Я сиял и благоухал. В крапчатом зеркале над умывальником отражалась теперь
знакомая и дорогая сердцу физиономия, и было снова видно, что мне двадцать два года и что парень я хоть куда. Будто с плаката красавчик. Девчонки увидят — задом будут пятиться,
Воротник рубашки был чуть велик, а брюки длинноваты, но если ворот не застегивать, а ремень затянуть потуже, получалось очень даже ничего. Костюм мне нравился: серый, неброский, в тоненькую розовую полоску. В нем Я сразу стал выглядеть как некто. Даже как некто достойный, осмелюсь доложить.
Эти приготовления меня отвлекли, но лишь только я привел себя в порядок, как снова ощутил всю двусмысленность своего положения. Люди подбирают на дороге преступника и преспокойно поселяют его в пустом доме, за которым присматривает этакий крутой парень... Это, ио-вашему, нормально?
Но в таком возрасте недолго ломаешь кочан над загадками, а к чудесам привыкаешь быстрее, чем к тесным ботинкам. Ведь я, в конце концов, не так уж давно перестал верить в Деда Мороза...
Взглянув напоследок еще разок в зеркало, я вышел в коридор. Потом спустился по лестнице — и на втором этаже столкнулся нос к носу с той самой бабой. Она тоже успела переодеться, Теперь на ней были сиреневые штаны и едко-зеленый джемпер. Все это ей чертовски шло, а главное —г четко обрисовывало ее авансцену. Глаз туда так и прилипал, будто муха к варенью, и нужно было скорей запихивать руки в карманы, пока они не бросились на добычу полезных ископаемых.
Я усек, что эта цыпка смотрит на меня уже по-другому — с явным интересом.
— Да он же совсем мальчишка!— пробормотала она. Я улыбнулся ей.
— После чистки я получше?
— Да я думала, что вам лет сорок. А сколько на самом деле, кстати?
— Двадцать два.
— А за что сидели в тюрьме?
— За рассеянность: покупал в баре пачку сигарет, а унес кассу.
Она засмеялась.
Это шло ей не меньше, чем джемпер и брюки Я вдруг ощутил, как давно не залазил на бабу И не нужно было звать на помощь экстрасенса, чтобы понять по ее бесстыжим глазам:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135