Наступила пауза: мой вопрос привел ее в замешательство.
— Иначе мы врежемся в дерево!
— Что у тебя за тяга к коллективным самоубийствам! — усмехнулся я. — Сходи как-нибудь к психоаналитику.
Вдруг Бидон воскликнул:
— За нами гонятся!
Я обернулся и посмотрел в заднее стекло. Все дальнейшее произошло мгновенно. Я успел увидеть, как уходит вдаль пустая дорога, потом услышал негромкий свист и, когда поворачивался обратно, получил феноменальный удар по черепу.
Все вокруг подернулось красной Пеленой, но
сквозь эту пелену я увидел Бидона, стоящего на коленях на переднем сиденье с разводным ключом и руке. Он снова замахнулся ключом; я отклонился н сторону; удар пришелся по левому плечу, и всю груди обожгла острая боль.
— Бей! Бей! попила рыжая стерва.
Машина выписывала резкие зигзаги: движения Бидона мешали Эрминии управлять.
Подлец поднял ключ в третий раз... Вот зачем эта гадина толкала его коленом в Бриньоле! Она, наверное, заметила в дверном кармане рукоятку ключа, и это навело ее на мысль устроить мне такую ловушку.
Красная пелена уже рассеялась. Башка у меня оказалась крепкой. К тому же ключ был слишком длинным и задел за крышу машины; это смягчило удар.
Я поднял пушку и выстрелил. Пуля ударила в лобовое стекло, и оно мгновенно сделалось матовым. Бидон выругался, тормоза отчаянно завизжали, машина заходила ходуном, и в следующую секунду в ней словно произошел ослепительный взрыв.
Мне показалось, что я присутствую на праздничном фейерверке... в качестве ракеты.
Удар, оглушительный грохот.ь Затем — тишина. Мы все-таки врезались в дерево. Еще бы: Эрминия столько раз нам это обещала! Правда, произошло это случайно и глупо, когда никто этого уже не хотел.
Бидон уже не мог поделиться своими впечатлениями: он раскроил себе череп о стойку лобового стекла.
Что касается Эрминии, то она из последних сил пыталась набрать в легкие воздуха. Ее зажало между приборной доской, которая ушла далеко назад, и спинкой сиденья. Она стояла на коленях, верхнюю часть ее туловища развернуло ко мне; она задыхалась и тихо ску-лила у нее, похоже, был сломан позвоночник.
Я же остался цел и невредим. Пассажиры, сидящие сзади, отделываются при авариях намного легче.
Я сделал глубокий вдох: все было в норме. Больше всего болело плечо — от удара ключом.
— Ну как, понравилось, Эрминия? — со смехом спросил я.
Ее глаза расширились от предсмертного ужаса и были слегка затуманены; рот продолжал судорожно раскрываться, хватая воздух, который не мог найти дороги к легким.
— Что, скрючило тебя, сучка? Погоди, скоро подохнешь... Будешь знать, как строить из себя роковую женщину...
Я сунул пистолет в кармоп и ударил ее по щеке — за все прошлое. Согласен, это было не слишком красиво, но я не смог удержаться. Слишком уж я по нее злился. Злился еще и за то, что она умирала так глупо и так быстро. Мне казалось, что она заслуживала худшего.
Я навалился на правую дверцу, которую крепко заклинило, с трудом открыл ее и ухватил посылку, лежавшую на коврике у сиденья.
Эрминия умерла, когда я выходил из машины. Она вся склонилась вперед, как марионетка, которую перестали держать за нитки.,.
Несколько секунд я смотрел на них. Они застыли, смешно повернувшись друг к другу спиной, как благополучные супруги в своей постели.
Однажды я повстречаю их в аду или на небесах, в зависимости от божьей милости, — и мы вместе посмеемся над этими трагическими минутами.
Дорога была сказочно пустынной, но я подозревал, что долго это не продлится.
Первый же водитель обязательно остановится, когда увидит разбитую машину, И если я буду вертеться рядом, это покажется подозрительным, Мне нужно было поскорее исчезнуть.
Я побежал через поле, не разбирая дороги, опьяненный чистым воздухом и своей победой.
Вдали послышался шум мотора. Я остановился и обернулся. К месту аварии приближался здоровенный грузовик.
Я бросился на землю, чтоб меня не заметили, и стал ждать. Но грузовик проехал не останавливаясь. Значит, были еще на свете такие же злыдни, как и я!
Я шипел дальше, и через десять минут меня уже не могли заметить с дороги. Я брел вдоль реки, над которой носились подчища стрекоз.
Я уже изрядно устал и хотел есть, поскольку так и не успел с утра ничего проглотить. Растянувшись на траве и положив под голову коробку с деньгами, я задумался о своей дальнейшей судьбе.
Теперь уж — хватит играть с огнем. После всех этих подвигов нужно было основательно затаиться. По крайней мере, избегать больших городов, портов, не появляться на шоссе.
Я попытался сориентироваться; ближе всего находился Маноск. Это был небольшой городок, словно созданный для того, чтобы спокойно отдыхать в нем после бурных событий. К ночи я непременно найду постоялый двор, где и засну, сожрав яичницу с салом... У меня даже слюнки потекли. Да, яичницу из дюжины яиц, утыканную кусочками сала, поджаристыми снаружи и сочными внутри.,.
Эта чертова яичница и придала мне сил. Я устремился ей навстречу, как араб стремится в Мекку. Я шел и приговаривал:
— Жрать хочу... О, как я хочу жрать!
И это идиотское бормотание помогало мне брести все дальше и дальше по рыжеватым равнинам, пахнущим свежей лавандой.
— Топай, Капут, топай. Скоро пожрешь. Яичницу, желтую, жирную... Неси свои миллионы, парень... А когда поешь, заснешь в деревенском домике, проснешься с петухами... Завтра будет солнце... Яркое, как раз такое, как ты любишь... Через несколько дней доберешься до Парижа. Обменяешь там свои доллары маленькими партиями, чтобы не привлекать внимания.".. Не все — только часть... Остальные спрячешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135