толстуха наливала в мойку горячую воду и ничего не услышала. Я снова размахнулся своей кривой металлической дубинкой и стукнул посильнее, так, чтобы она сразу отплыла, По тому, как она упала. я понял, что явно превысил дозу. Она не шевелилась; с затылка и из носа текла кровь. Видимо, ей требовалась операция. После такого удара у нее, пожалуй, могли на-чаться провалы н памяти...
Я оставил ее на полу, Теперь можно было заняться главным: кухарка, но крайней мере, мне в этом помешать уже не могла.
Я вернулся в зал. Мужик со шрамом уже начинал моргать глазами, Я оттащил его в туалет, усадил на унитаз и привязал к Трубе бельевой веревкой, кото рую нашел в шкафу.
Он потрясение смотрел на меня, не понимая, по-чему я свирепствую, как террорист.
— Согласен, я был немного резковат,— сказал я.— Это, наверное, от погоды. Надвигается гроза, а это всегда влияет на мою нервную систему.
Он продолжал молча смотреть на меня все тем же тяжелым горящим взглядом.
— Мне нужны имя и адрес человека, которые снабжает тебя наркотиками!
Тут его худая физиономия превратилась в сплошной вопросительный знак. Одна бровь поползла вверх глаз под ней округлился.
— Ты меня понял?
— Что это за чепуха? Я вздохнул.
— Слушай, у меня нет времени на болтовню!
— Но...
— Мне указал на тебя Пьеро-Альпиец, так что видишь — нечего меня за нос водить!
Он нахмурился:
— Да что вы несете?
Не знаю, какого черта он влез в эту подпольнуй торговлю... Одно могу сказать: он был не из слаба ков, Он не боялся. Он был в ярости и недоумении только и всего! Может быть, он завязал после какой' нибудь крепкой передряги и теперь живет, как почти честный горожанин, между своим баром и полицейским управлением?
Я как можно спокойнее произнес:
— Говори, Жерар: мне будет не очень-то приятно порезать на колбасу такого парня, как ты. Не стоит играть в тетю щуку: ты ведь знаешь, что плоть слаба! Если я начну убеждать тебя по-своему, ты все равно не сможешь долго молчать...
Он, видно, тоже это понимал, но не спешил раскалываться сразу: пытался выиграть время.,.
Я ненадолго оставил его наедине со своими мыслями и порыскал по квартире. За кухней оказалась комната, обставленная как попало и чем попало. Мужика со шра-мом, как видно, не мучило стремление жить в роскоши... Я полазил по комнате и неожиданно нашел очень приличный пистолет, завернутый в накрахмаленную рубашку вместе с запасной обоймой, Я в необычайном волнении погладил шершавую рукоятку и взвесил оружие на ладони. Пистолет был шведского производства; спусковой крючок, похоже, не артачился и действовал при малейшем нажатии. С таким агрегатом в руках можно было смело заказывать музыку!
Я сунул пушку за пояс и вернулся к Жерару. Он все так же сидел на унитазе, и вид у него был невеселый. Ему наверняка казалось унизительным, что его прикрепили к отхожему месту... Он явно считал меня не только грубым, но и бестактным.
— Слушай, мне некогда. Так что будь добр развязать язык.
— Черта с два!— ответил он.
— Ладно, это тоже входит в программу. Я вижу, ты парень храбрый... Только этого в жизни мало. Поэтому герои обычно долго не живут.
— Я знаю,— вздохнул он.— И все равно — плевать мне на тебя, кем бы ты ни был!
Тут я решил, что это уж слишком, и дал ему в морду, отчего он ударился кумполом о трубу сливного бачка.
Послышалось такое "бум", словно самолет преодо-лел звуковой барьер. Взгляд его ненадолго стал блуждающим, затем он глубоко вздохнул, чтобы восстановить равновесие.
— Знаешь, что я тебе скажу, сынок?— пробормотал он. — Во время войны меня дважды арестовывало гестапо. фрицы обрабатывали меня по полной программе, но я ничего не сказал. И такой сопляк, как ты, не заставит меня сказать то, чего я не хочу говорить.
От него у меня начинался сильный мандраж, и я боялся, что поддамся искушению и застрелю его, так ничего и не узнав.
— Тебе что, жизнь уже надоела? — спросил я. Он не ответил.
— Ты строишь из себя благородного рыцаря, но это же чистый идиотизм!
Я вытащил пистолет.
— Я считаю до трех, слышишь?
— Ты это видел в кино!— презрительно обронил он.
Тут я уже не выдержал. Меня окутал тот красный туман, о котором я чисто упоминал раньше. Я не помню, как стрелял, но когда я вновь обрел спокойствие, в туалете воняло порохом и было плохо видно из-за дыма. Я открыл небольшое окошко, выходящее в коридор; вскоре дым рассеялся, и я увидел Жерара — скорчившегося на своем унитазе и изрешеченного пулями. Вся его рубашка была в крови...
"Успокойся, Капут, — говорил я себе. — Ну, ты же мужчина!" Я так дрожал, что слышал, как стучат мои зубы. Я дрожал от злости. Я злился на себя за то, что не смог с собой совладать, за то, что в минуты гнева теряю весь свой ум, все хладнокровие и превращаюсь в дикого кровожадного зверя.
Я вышел из сортира и подождал, пока это пройдет. Когда прошло, я вынул из пистолета обойму и посмотрел: в ней оставалось всего два патрона из девяти. Щедро же я ему отмерил...
Только бы никто не услышал грохот выстрелов! К счастью, туалет находился в самом дальнем углу здания, а в комнате Жерара работал приемник. Я слышал, как там распинается какой-то американский ансамбль. Это утешало... Я подождал еще, но ничего не происходило. Мне оставалось лишь взять ноги в руки. Я только что собственноручно оборвал нить своего расследования: Нужно было начинать все сначала, но я не находил в себе достаточного мужества. Мне все это уже порядком осточертело; я чувствовал себя вялым и рассеянным, как будто долго просидел в горячей ванне...
Пусть этот папаша Бертран катится ко всем чертям... В конце концов, плевать я хотел на его грызню с Кармони!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135