Вечером они сидели в доме у самого услужливого местного
сводника, сирийца по имени Газария. Здесь не было ничего кроме
грудами наваленных на полу ковров, да большой миски с дешевым
аскрийским вином, из которой Дотим с Калхасом по очереди черпали
плоской глиняной чашкой. Пить из нее было неудобно, вино стекало
по подбородкам, капало на живот, но Дотим говорил, что так и
нужно, что вино, сохнущее на подбородке только возбуждает.
Газария отлучился из дома, ибо наемник приказал ему привести
девок со всего Тарса и пообещал, что плата будет щедрой.
- Ух-х, что мы тут будем делать! - восторженно шепелявил
Дотим. Мысль о предстоящем, похоже, пьянила его больше, чем
вино.- Нет, ты подумай, на каждого из нас придется штуки по
три: я сказал Газарии, чтобы меньше шести он не приводил. Вот
как! Это будет потяжелее, чем брать Танаф, да? Га-га-га!
Необычайно довольный своей затеей, наемник хохотал, а Калхас
молча тянул вино, ожидая, когда оно заглушит привычное
беспокойство.
Вскоре появился Газария. Физиономия у сводника была крайне
виноватой.
- Что такое? - грозно спросил Дотим.
- Пять. Я привел только пятерых.
- И все? - рявкнул наемник.
- Должны прийти еще трое,- торопливо добавил
сириец.- Им передадут, они явятся сюда, но попозже...
- Ладно,- смилостивился Дотим,- Гони этих.
Газария выскочил из комнаты и затолкнул в нее пятерых голых
девиц. Хихикая и кокетливо прикрывая рукой срам, те мялись у
дверей, пока Дотим придирчиво рассматривал их.
- Эту знаю. Сносна. Вот тех двух девок тоже,- сказал он,
пихнув локтем Калхаса и неожиданно завопил: - Эй, Газария!
- Что такое? - выглянул из-за дверей сириец.
- Откуда ты их привел?
- Не... не понимаю,- испуганно заморгал сводник.
- Безобразие! Посмотри на них, Калхас!
Пастух в недоумении пожал плечами. Обычные уличные шлюхи.
Молодые, но уже изрядно помятые бесчисленными мужскими руками.
Они казались ему на одно лицо.
- Я знаю, откуда ты их привел! - продолжал возмущаться
вождь наемников.- Я все знаю про тебя: ты держишь на заднем
дворе свиней. Зачем ты заставил этих девок бродить по навозу?
- Опомнись, Дотим! Клянусь Баалом! Какой
навоз? - запричитал хозяин.
- Ты посмотри на их пятки! Ну-ка, милые, поднимите ноги!
Переведи им, Газария, пусть поднимут!
Света в комнате было не слишком много, но Калхас не глядя мог бы
сказать, что девицы грязны как грязны все местные потаскухи.
Пастух не видел здесь ничего удивительного, поэтому он с
любопытством посмотрел на Дотима: с чего это тот завел разговор
о свиньях?
- Видишь? Или ты думаешь, что я буду щекотать такие черные
пятки? Чтобы потом выковыривать из-под ногтей навоз? Ну уж нет!
Тащи сюда самую большую свою лохань. И грей воду, много
воды...
Вскоре посреди комнаты был водружен чан, который Газария
собственноручно до половины наполнил горячей водой.
- Другое дело, хозяин! Ну, Калхас, пошли: пора загонять
этих чумазых тварей в лохань. Пусть они узнают, как моются в
Аркадии.
Он со вкусом шлепнул по ягодицам ближайшую девку. Та взвизгнула
и, тараторя что-то по своему, полезла в воду.
Калхас скинул хитон. С его мужской природой ничего не случилось.
Он схватил под колени сразу двух девиц и повалил их в чан.
* * *
По лицу пастуха стекала холодная влага. Опять шел дождь, прямой
и тяжелый. В предрассветных сумерках он казался серой, чуть
колышащейся пеленой.
Калхас сидел на камне, ноги его по щиколотку были в луже. Спиной
и затылком он опирался на твердую, шершавую стену, по которой
струились ручейки воды. Было зябко. Калхас поежился и тут же
почувствовал, что промок до нитки. Стиснув зубы, он заставил
себя подняться на ноги. Суставы ломило так, словно он целые
сутки занимался тяжелым физическим трудом. Болели виски и
затылок, рот пересох и казался наполненным зловонием. Калхас
открыл его и, запрокинув голову, ловил губами струйки дождя.
Потом прополоскал рот и с усилием сплюнул. Место казалось
знакомым, но прошло некоторое время, прежде чем он вспомнил, что
находится около стены, ограждающей сад Софии. Понемногу стали
всплывать картины прошлого вечера. Сладострастный беззубый рот
Дотима, в который одна из девиц вливает вино. Безумные скачки в
чане, перемежаемые безумными скачками на влажных коврах. Потные
руки, перетаскивающие его с одного женского живота на другой.
Кислое аскрийское вино, от воспоминания о котором желудок
подступал к горлу. Он слишком много пил и слишком усердно
изображал из себя сатира. Но почему он оказался здесь?
Калхас не знал, когда ушел от Газарии и почему пришел сюда. Он
посмотрел на свои руки. Ладони распухли, словно он колотил ими
по чему-то твердому. Неподалеку находились ворота, в которые
заходили они с Иеронимом. Калхас подошел к ним и сообразил, что
стучал сюда, причем стучал отчаянно. Ему не открыли - то ли не
слышали из-за шума дождя, то ли побоялись. "Скорее
побоялись",- подумал Калхас, вспомнив Сопатра. Однако что
заставило его так рваться к Софии?
Недоуменно пожав плечами, он хотел было вернуться в дом
сводника, но откуда-то снизу вновь начало подниматься смутное
беспокойство. Чего же он не сделал?
Гиртеада! Он должен был увидеть ее! Это и заставило его бежать
сюда, стучаться в ворота. Одна мысль о возвращении к Газарии
вызывала чувство омерзения. С удивительной ясностью Калхас
понял, что больше туда не пойдет. Его место - здесь, боги
накажут его за новую попытку переступить через себя.
Пастуха охватила уверенность, что сейчас он увидит Гиртеаду.
Словно он пророчествовал самому себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50