Глаза пастуха долго не могли привыкнуть к
обилию пространства. По телу пробегала дрожь от ощущения, что
еще одно усилие - и он заглянет за край мира.
Кругом раздавались возбужденные голоса. Близость гигантской
равнины опьяняюще подействовала даже на македонян. Калхас
ощущал, что всех охватывает детское желание - сорваться и
бежать вниз подобно камнепаду, мчащемуся по склону.
Среди пепельно-серых и бурых просторов, четко проступала темная,
с синеватым отливом линия Евфрата. Ее плавно, едва заметно
изгибающиеся берега окружали зеленые полоски рощ, садов, дикого
кустарника. Легкие струйки дыма выдавали дома, укрытые среди
зелени, а прерывающиеся светлые нити - дороги, соединяющие
поселения.
Калхас обернулся назад. Солнце опускалось за горы, в Киликию,
обводя хребты золотисто-алым сиянием. От гор на равнину падали
гигантские угольные тени. Их вершины достигали Евфрата и даже
перебирались через него. Чем ниже было солнце, тем более заметно
для глаза тени ползли вдаль. И вдруг они поблекли, растворились
в сумерках, опустившихся на землю - солнце окончательно
скрылось за горами.
- Там теперь и лежит наша дорога,- негромко сказал
Иероним.
- Такой простор! - поежился Калхас.- Боязно затеряться
в нем.
- Ничего, привыкнуть к равнине легче, чем ты думаешь.
Вполне возможно, что скоро она тебе надоест. Еще будешь скучать
по горам.
Калхас видел, что с заходом солнца историком опять овладели
заботы и магия пространств потеряла над ним власть. Но они с
Гиртеадой обращали свои взоры на восток до тех пор, пока ночь не
укутала Месопотамию темнотой.
Несколько дней они шли по предгорьям, к югу. И только там, где
Евфрат стал забирать на восход, удаляясь от гор, повернули к
реке. Здесь их встретил большой военный лагерь. Он был
вытянут вдоль Евфрата на много стадий, а от гор его отделяли ров
и высокий вал. По всему было видно, что войска стоят в нем
давно: с внешней стороны рва в огромном количестве располагались
повозки, палатки, целые деревни из шатров торговцев, компаний
гулящих девок и прочего приблудного люда.
О приближении стратега в лагере были предупреждены. Вдоль
дороги, ведущей к воротам, выстроилась почетная стража: воины от
каждого из отрядов, находившихся здесь. Навытяжку стояли
македонские гипасписты, греческие пельтасты, варварские лучники,
конница, набранная в предгорьях Кавказского Тавра. Они долгими
криками приветствовали проезжавшего мимо Эвмена. Их командиры
встречали автократора около самых ворот. Ярко начищенные
доспехи, дорогое оружие, разноцветные плащи, отдохнувшие и сытые
лица; как-то сама собой душу Калхаса наполнила гордость за
Эвмена и за себя, едущего совсем рядом с могущественным
полководцем.
Словно в пику свежим, бодрым войскам, находившимся в лагере,
аргираспиды приняли мрачный вид, а их запыленные одежды только
подчеркивали его. Калхас прекрасно понимал, в чем тут дело:
теперь армия под командой Эвмена насчитывала почти полтора
десятка тысяч человек и ветераны, соответственно, составляли
немногим более одной пятой ее состава. Отныне они ожидали от
стратега большей независимости и взирали на войска с востока с
тем же подозрением, что и на разношерстный сброд Дотима.
Наутро Калхас убедился в обоснованности беспокойства
аргираспидов. Такого обилия войск он не видел еще никогда.
Вначале пастух растерялся перед суматохой и беспорядком,
сопровождавшими выход армии из лагеря. Ему казалось удивительной
невозмутимость стратега. Однако постепенно суматоха обернулась
внушительной, величественной картиной. Ярко и холодно струилось
солнце по тысячам мерно колыхающихся копий; рыжими, серыми
толпами ехали фракийцы и вооруженные подобно им варвары. При
приближении стратега рой мечей выскальзывал из тяжеловесных,
широких ножен и вместе с дротами вздымался к небесам.
Горячили лошадей легкие, дикие сакаскины, почти невесомо
вспыхивали их расшитые бисером колчаны и ножны для кривых
скифских ножей. Пращники, лучники, метатели дротиков окружали
тучей походных застав вытянувшуюся вдоль Евфрата колонну. А
сзади еще был обоз и особые отряды, охранявшие его. Аргираспиды
терялись в этом суровом многообразии.
Армия грузно двинулась вниз по течению Евфрата. В переходе от
лагеря находились пригодные для переправы броды, которые охранял
предавшийся стратегу сатрап Верхней Месопотамии Амфимах. Войск у
него было немного, но врагов пока не опасался ни кто: Птолемей
воевал только на море, Селевк еще не решил, на чью сторону
стать, Антигон же задержался у Тарса.
Поэтому отряды шли неспешно и шумно. Их вид, вызвавший поначалу
у Калхаса возбужденное - словно перед грозой - состояние,
постепенно становился более спокойным, расслабленным.
После полудня стратег занял место перед сакаскинами,
двигавшимися во главе колонны. Теперь его сопровождала целая
свита, среди которой выделялся полугрек-полумакедонянин Филипп,
командовавший в лагере в отсутствие Эвмена. Статный, седеющий
мужчина, немногим старше стратега, он, как заметил Калхас,
принадлежал к таким же почитателям Кардийца, что и Дотим.
Обращаясь к стратегу, он почтительно склонял голову, а когда тот
отвечал, блестел глазами и раздувал ноздри, словно горячий
жеребец. В его преданности было что-то неистовое и безрассудное.
Калхасу такая горячность показалась даже чрезмерной и не
приличествующей человеку, начальствовавшему над большим
количеством войск. Но наблюдать за ней ему было приятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50