ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
!
А он благодарил, господи, как он благодарил, отдавая мне всего себя и все, что имел, а что он имел-то, кроме двух пиджаков и желтых ботинок на толстой каучуковой подошве?!
(Впрочем, вправе ли мы судить родителей? Вероятно, нет, особенно в том случае, если истинные их отношения неведомы нам. Но мы-то считаем, что все знаем... Нужна, видимо, такая культура человеческих о т н о ш е н и й, которая до сих пор есть идеал неосуществленный, - иначе бы проблема детей в семье не составляла один из главных предметов мирового искусства.
Мне было страшно читать о том, как разделились дети Льва Толстого, когда он ушел из дома, одни стояли за мать, другие - за отца. Любовь к матери особого рода, она изначальна, в ней сокрыта преемственность и общность мира, в ней всегда - огромная жалость и тоска, в то время как любовь к отцу слагается из двух векторов, один из которых - проявление отцовской гражданской значимости, а другой - осознание этого нами, детьми.
...Бывал ли мой Старик хоть раз не прав, когда ссорился с мамой? Бывал. И мне тогда было особенно горько, но я всегда вспоминал древних римлян, их литературу: те умели видеть разность труда и меру его тяжести. Мама, когда читала мне древних, учила сострадать тем, кому тяжелее, - и я сострадал отцу. Кого ж винить мне? Маму? Старика? Наверное, себя - коллективизм обязан вывести в примат ответственности не общую, л е г к у ю правду, а личную, самую тяжкую и единственно честную.
...Судью избирают. Дети становятся судьями родителей, и плохо, когда их избирают на этот пост - столь тяжкий и испепеляющий изнутри, разрывающий душу надвое: отец Лермонтова умер от разрыва сердца, когда сын предпочел ему свою пензенскую, нежную бабушку...
Дети - это миры, и лишь немногие отцы-астрономы наблюдают небесные катастрофы и не очень часто говорят об этом людям, не желая с т р а щ а т ь возможностью горя, всеобщего и неотвратимого... Или я молю незнания? Я слагаю с себя звание судьи - нельзя делить неделимое: мы лишены права выбирать родителей, мы наделены правом понять их; стараться - во всяком случае.)
...Неужели есть некая общая закономерность, неужели все проходят одни и те же круги, неужели повторяемость - угодна разуму, а то, что должно быть нормой, - анормально?!
...А может быть, подумалось мне, границей, разбившей меня со Стариком, оказалась любовь? Ощущение счастья соседствует с проявлением силы, обращенной не только вовнутрь: рыцарство, при всей его внешней привлекательности, было рождено необходимостью самоутверждения, а это опасная штука - самоутверждение, оно необходимо и разумно в балете, цирке (особенно воздушной акробатике) и парашютном спорте. Бывает ведь, что самоутверждение идет через отрицание соседствующего, когда человек отринул гнилую доктрину зла и насилия, - он прав, при всей резкости его позиции, особенно если это приложимо к политике. Но случается, увы, что мы так же резко отрицаем близкое во имя далекого, явь во имя мечты, привычное - во имя миражного ветра дальних странствий...
Я гонялся за сюжетами, и я не умею рассказывать о том, как я за ними гонялся, я могу только писать про это, ведь Старику было обидно, когда я молчал, курил, морщился, не зная, как рассказать.
А он, видя, как молчу я, тоже молчал и не знал, как ему быть, и заваривал мне чай, когда я приходил к нему в гости, или наливал рюмку, и угощал какой-то особенной селедкой, и смотрел, как понравилась мне она, а я думал о том, что сегодня ночью буду писать главу, и слушал его рассеянно, когда он делился со мной тем, чем жил, и селедку я ковырял вилкой, вместо того чтобы нахваливать ее, даже если не нравится она мне вовсе, и позволял себе советовать ему - так, как это подчас делают взрослые дети, категорично и устало: "Новое время новые песни, мы сегодняшний день понимаем лучше вас..."
...А может, мы не прощаем отцам то, что красит жизнь, когда это случается с нами? Может, мы не можем простить им последнюю их позднюю любовь, ранимую по-детски, ибо беззащитна она? Неужели же сыновья остаются до старости теми, которые только б е р у т - Материнскую ли грудь, Отцовскую ли руку?
...Я понял, что мне надо написать это, когда поднялся на предпоследний этаж шпрингеровского концерна в Западном Берлине, который построен на самой границе двух миров, на линии Победы отцов. Я смотрел на город, раскинувшийся внизу, на город, который так недавно называли фронтовым - даже после того как отгремели последние залпы прошлой войны.
Я смотрел на этот громадный город, и виделось мне в туманной декабрьской дымке лицо моего Старика.
...С каждым днем их становится меньше - тех, кто сражался с фашизмом.
...Папа, прости меня, пожалуйста.
Глава,
в которой рассказывается о нацистском концлагере в Фольприхаузене и о том, кто и чему учит молодых западногерманских полицейских
1
...Пришла заказная корреспонденция из Штелле.
Штайн переслал мне письмо, предложил подумать, как можно исследовать факты, изложенные в нем. Письмо воистину интересно:
"Многоуважаемый господин Штайн, сердечно благодарю за Ваше дружеское послание.
Я твердо убежден, что некоторые предметы из Янтарной комнаты могут находиться все еще там, в Фольприхаузене, в шахте "Б" "Виттекинд".
Естественно, тогда у нас, узников концлагеря Моринген, были другие заботы, чем тревожиться о спрятанных гитлеровцами произведениях искусства в шахте "Б" "Виттекинд". Нас также мало интересовало, что находилось в сундуках и футлярах, которые эсэсовцы заставляли нас прятать на различных этажах шахты. Лишь когда попадались картины, сотни из которых должны еще находиться внизу, мы бросали иногда на них взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
А он благодарил, господи, как он благодарил, отдавая мне всего себя и все, что имел, а что он имел-то, кроме двух пиджаков и желтых ботинок на толстой каучуковой подошве?!
(Впрочем, вправе ли мы судить родителей? Вероятно, нет, особенно в том случае, если истинные их отношения неведомы нам. Но мы-то считаем, что все знаем... Нужна, видимо, такая культура человеческих о т н о ш е н и й, которая до сих пор есть идеал неосуществленный, - иначе бы проблема детей в семье не составляла один из главных предметов мирового искусства.
Мне было страшно читать о том, как разделились дети Льва Толстого, когда он ушел из дома, одни стояли за мать, другие - за отца. Любовь к матери особого рода, она изначальна, в ней сокрыта преемственность и общность мира, в ней всегда - огромная жалость и тоска, в то время как любовь к отцу слагается из двух векторов, один из которых - проявление отцовской гражданской значимости, а другой - осознание этого нами, детьми.
...Бывал ли мой Старик хоть раз не прав, когда ссорился с мамой? Бывал. И мне тогда было особенно горько, но я всегда вспоминал древних римлян, их литературу: те умели видеть разность труда и меру его тяжести. Мама, когда читала мне древних, учила сострадать тем, кому тяжелее, - и я сострадал отцу. Кого ж винить мне? Маму? Старика? Наверное, себя - коллективизм обязан вывести в примат ответственности не общую, л е г к у ю правду, а личную, самую тяжкую и единственно честную.
...Судью избирают. Дети становятся судьями родителей, и плохо, когда их избирают на этот пост - столь тяжкий и испепеляющий изнутри, разрывающий душу надвое: отец Лермонтова умер от разрыва сердца, когда сын предпочел ему свою пензенскую, нежную бабушку...
Дети - это миры, и лишь немногие отцы-астрономы наблюдают небесные катастрофы и не очень часто говорят об этом людям, не желая с т р а щ а т ь возможностью горя, всеобщего и неотвратимого... Или я молю незнания? Я слагаю с себя звание судьи - нельзя делить неделимое: мы лишены права выбирать родителей, мы наделены правом понять их; стараться - во всяком случае.)
...Неужели есть некая общая закономерность, неужели все проходят одни и те же круги, неужели повторяемость - угодна разуму, а то, что должно быть нормой, - анормально?!
...А может быть, подумалось мне, границей, разбившей меня со Стариком, оказалась любовь? Ощущение счастья соседствует с проявлением силы, обращенной не только вовнутрь: рыцарство, при всей его внешней привлекательности, было рождено необходимостью самоутверждения, а это опасная штука - самоутверждение, оно необходимо и разумно в балете, цирке (особенно воздушной акробатике) и парашютном спорте. Бывает ведь, что самоутверждение идет через отрицание соседствующего, когда человек отринул гнилую доктрину зла и насилия, - он прав, при всей резкости его позиции, особенно если это приложимо к политике. Но случается, увы, что мы так же резко отрицаем близкое во имя далекого, явь во имя мечты, привычное - во имя миражного ветра дальних странствий...
Я гонялся за сюжетами, и я не умею рассказывать о том, как я за ними гонялся, я могу только писать про это, ведь Старику было обидно, когда я молчал, курил, морщился, не зная, как рассказать.
А он, видя, как молчу я, тоже молчал и не знал, как ему быть, и заваривал мне чай, когда я приходил к нему в гости, или наливал рюмку, и угощал какой-то особенной селедкой, и смотрел, как понравилась мне она, а я думал о том, что сегодня ночью буду писать главу, и слушал его рассеянно, когда он делился со мной тем, чем жил, и селедку я ковырял вилкой, вместо того чтобы нахваливать ее, даже если не нравится она мне вовсе, и позволял себе советовать ему - так, как это подчас делают взрослые дети, категорично и устало: "Новое время новые песни, мы сегодняшний день понимаем лучше вас..."
...А может, мы не прощаем отцам то, что красит жизнь, когда это случается с нами? Может, мы не можем простить им последнюю их позднюю любовь, ранимую по-детски, ибо беззащитна она? Неужели же сыновья остаются до старости теми, которые только б е р у т - Материнскую ли грудь, Отцовскую ли руку?
...Я понял, что мне надо написать это, когда поднялся на предпоследний этаж шпрингеровского концерна в Западном Берлине, который построен на самой границе двух миров, на линии Победы отцов. Я смотрел на город, раскинувшийся внизу, на город, который так недавно называли фронтовым - даже после того как отгремели последние залпы прошлой войны.
Я смотрел на этот громадный город, и виделось мне в туманной декабрьской дымке лицо моего Старика.
...С каждым днем их становится меньше - тех, кто сражался с фашизмом.
...Папа, прости меня, пожалуйста.
Глава,
в которой рассказывается о нацистском концлагере в Фольприхаузене и о том, кто и чему учит молодых западногерманских полицейских
1
...Пришла заказная корреспонденция из Штелле.
Штайн переслал мне письмо, предложил подумать, как можно исследовать факты, изложенные в нем. Письмо воистину интересно:
"Многоуважаемый господин Штайн, сердечно благодарю за Ваше дружеское послание.
Я твердо убежден, что некоторые предметы из Янтарной комнаты могут находиться все еще там, в Фольприхаузене, в шахте "Б" "Виттекинд".
Естественно, тогда у нас, узников концлагеря Моринген, были другие заботы, чем тревожиться о спрятанных гитлеровцами произведениях искусства в шахте "Б" "Виттекинд". Нас также мало интересовало, что находилось в сундуках и футлярах, которые эсэсовцы заставляли нас прятать на различных этажах шахты. Лишь когда попадались картины, сотни из которых должны еще находиться внизу, мы бросали иногда на них взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153