»
Проводник, протерев тряпочкой медный поручень, сказал Пожамчи:
– Здесь мы всего пять минут, не отстаньте, товарищ. Они тут по-русскому не лопочут, все по-своему…
– Спасибо, – ответил Пожамчи и, не по годам легко спрыгнув на перрон, затрусил в вокзал.
За столиком в маленьком чистеньком буфете сидело три человека. Они мельком глянули на вошедшего и продолжали молча сосать пиво из глиняных кружек.
– Милейший, – обратился Пожамчи к буфетчику, – кого здесь можно подрядить до Ревеля?
– Поезд идет, – ответил буфетчик на чистом русском, – зачем же лошадки?
Пожамчи угодливо засмеялся:
– Я чтобы в саночках. Ну-ка, стопочку мне и рыбки.
– Какой рыбки?
– А вот этой, красненькой. У красных с красненькой рыбкой плохо! – снова посмеялся он, доставая из внутреннего кармана пальто бумажник.
– Не надо вам пить, – услышал он голос сзади и почувствовал на своем плече руку.
Стало ему сразу легко-легко, и ноги ослабли, сделавшись враз ледяными и влажными. Он обернулся. Те трое, что сидели за столиком возле окна, теперь были у него за спиной: двое быстро ощупали карманы – нет ли оружия, а третий, видимо главный, по-прежнему держал руку на его плече.
– Вы кто? – спросил Пожамчи, не узнавая своего голоса.
– Пить вам не следует, а то посол запах водки учует, у товарища Литвинова нюх отменный, и будут вам после неприятности в Наркомфине у Николай Николаича, у товарища Крестинского Расстрелян как «враг народа» в 1938 году.

…
– Так вы наши будете?
– Наши, – ответил старший и подтолкнул его к выходу. – Вас посольские должны на следующей станции встречать?
– А что?
– Вы мне вопросами не егозите, – сказал старший, беря его под руку, – вы отвечайте.
– На следующей… А вы – вот они, даже пораньше, – залепетал Пожамчи, – и слава богу, а то я весь в страхе, поэтому и решил себе позволить для храбрости.
– Ну и хорошо… Мы сейчас к вам в купе зайдем – вы один ведь следуете?
– Именно так.
– Ну и хорошо, – повторил старший, помогая Пожамчи подняться в вагон.

«Господи, – пронеслось в мозгу холодно и стремительно, – а я ведь литератору брякнул, что в Совдепию вертаться не хочу! Господи, неужели пропал? К полиции брошусь в Ревеле, кричать стану, отобьют…»

Трое завели Пожамчи в купе – Никандрова в коридоре не было, – затворили дверь и сели на плюшевые сиденья, только старший остался стоять, чуть склонившись над испуганным человеком в касторовом пальто с зажатым в правой руке желтым портфелем.
– Сколько у вас сейчас бриллиантов?
– Если по долларовому курсу – то… Я только прошу извинить – вы мне даже мандатов не показали…
Старший обернулся к спутникам:
– Влас Игоревич, предъявите ваш мандат.
Влас Игоревич достал из кармана тупорылый браунинг и навел его на Пожамчи.
– Вот это первый мандат, – неторопливо заговорил старший, – но он слишком громкий, поэтому мы взяли и второй мандат, не так ли, Валентин Францевич!
Валентин Францевич вытащил руку из кармана коротенького казакина, отороченного серой мерлушкой. В руке у него был нож, и Пожамчи сразу же ощутил, какой он острый, этот нож, и какой холодный, хотя видел он хирургически белый кусок стали всего мгновенье: Валентин Францевич сразу же спрятал его, усмешливо глянув на гохрановского контролера.
– Так вы что ж – грабители?
– Неужели я похож на грабителя? – спросил старший. – В прошлые годы вы меня даже по имени-отчеству не рисковали, а все больше «ваше превосходительство».
– Господи, Виктор Витальевич, неужто вы?!
– Слава богу, – улыбнулся старший, – признали. Усы меня так старят или очки? Так сколько в долларах будет?
– Миллиона два будет.
– И вы с таким-то богатством, принадлежащим республике рабочих и крестьян, деру хотели дать? Ай-яй-яй, Николай Макарыч, как совестно! Народ голодает, а вы…
– Господи, Виктор Витальевич, да я готов отдать вам половину, только…
– Не буду, не буду, – усмехнулся Виктор Витальевич, – я вас убивать не буду. Курить хотите?
– Бросил.
– Сердечко?
– Да нет, не жалуюсь. Табак дороговат.
– С вашими-то деньгами?
– Курочка по зернышку клюет, – попробовал пошутить Николай Макарыч и даже чуть посмеялся, уголком глаз посматривая на двух сидевших у двери, но Виктор Витальевич его оборвал:
– Ладно. Воспоминания кончились, времени у нас в обрез. Закурить – я один закурю. На следующей станции к вам сядут двое из посольства, чтобы камушки охранять; нам стоило большого труда опередить их, так что давайте будем кратки и серьезны. Как вы думаете, среди тех камушков, которые у вас в портфеле, моей семье что-либо принадлежит?
– Колье изумрудное и осыпь – ваша тетушка их брала у меня за тридцать две тысячи золотом весной семнадцатого, до переворота.
Пожамчи потянулся к портфелю, но Виктор Витальевич снова положил ладонь на его плечо:
– Не надо, Николай Макарыч. Не возьму я камушки, они всегда мне были ненавистны, а уж сейчас тем более. У меня к вам просьба: доставить эти камушки товарищу Литвинову в самой полнейшей сохранности. Ясно?
– Не могу понять, ваше превосходительство…
Виктор Витальевич усмехнулся:
– Да уж превосходительство, куда как превзойти мое превосходительство! Так вот, не превосходительство я и не граф, а просто Воронцов. Эмигрант. Враг трудового народа. Без родины и племени. А это очень плохо, Николай Макарыч, Воронцову быть на земле без роду и племени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16