ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Как ни странно, тетка в красном берете справилась с задачей не хуже многих.
— Вот криволапые! — тихо сказал Павлик девчонке. Это незамысловатое зрелище захватило Кристину.
Она очень пожалела, что у нее растянуты связки и она не может вместе с другими новичками подниматься в седло.
Когда через некоторое время к ней вошла Люся, Кристина робко спросила:
— Простите, а мне… можно будет когда-нибудь потом… тоже поучиться верховой езде?
— Ну конечно! Какой разговор! — ответила Люся.
Ванда приехала вечером, когда уже почти стемнело. Люсе удалось дозвониться до нее еще утром, но той надо было бежать в ларек: отпрашиваться было поздно, и ехать все равно не на чем. Только вечером, вынув все записные книжки подряд, Ванда начала обзванивать своих знакомых, в надежде вызвонить кого-нибудь с машиной, которая к тому же окажется на ходу. Вот как получилось, что она внезапно позвонила своему бывшему одногруппнику, с которым не виделась практически со дня окончания института. Одногруппник оказался при машине и без разговоров взялся выручить Ванду.
В начале одиннадцатого, когда жизнь на конюшне уже полностью затихает, ибо животные и люди, которые за ними ухаживают, ведут деревенский, а не городской образ жизни, во дворе раздалось отчаянное тарахтение, которое может издавать только «ушастый» «Запорожец».
Этот грубый и неотесанный пришелец из внешнего мира сразу же нарушил покой на островке, где продолжала царствовать лошадиная сила, — он фыркал, изрыгая выхлопные газы, трещал и дрожал, как будто вот-вот собирался то ли стартовать в космос, то ли на месте развалиться на куски. Это был далеко не самый респектабельный представитель автомобильного племени: правое крыло заметно попортила ржавчина, резина по рисунку рефлектора приближалась к колену, из четырех колпаков остался только один — на заднем левом колесе. Зато крышу, как корона, венчал выкрашенный бронзовой краской верхний багажник.
Из «Запорожца» выскочила Ванда, затем появился бородатый мужчина в очках, больше всего похожий на младшего научного сотрудника НИИ, хотя уже давно стал старшим научным. К этому времени Кристина уже смогла переодеться в собственную одежду, вычищенную и высушенную.
— Большое вам спасибо! — говорила Ванда Дмитрию и Людмиле. — А что с ней, собственно, произошло?
— А вот этого мы не знаем, — развела руками Люся. — Я пыталась ее расспрашивать, но она упорно молчит.
— Это, конечно, только мое предположение, но ее брали в заложники или что-то в таком роде. Возможно, похищали, — тихо сказал Дмитрий, чтобы не было слышно в доме. — Я видел ее руки. Она была связана. Я сразу обратил внимание на ее запястья — синяки, кожа содрана. Кроме того, она повредила связки, но это произошло не тогда, когда упала на дороге. Наверно, она прыгала откуда-то или перелезала через забор.
— В ту ночь как раз стреляли, — напомнила мужу Люся.
— Да, — кивнул головой Дмитрий, — ночью я слышал две автоматные очереди. Причем стреляли в той стороне, где строится поселок для богатых. Знаете, такие двух- трехэтажные особняки. И нашел я ее на дороге, которая вела туда… Вот такие факты.
— Бедная девочка, — покачал головой Вандин одногруппник.
Когда на пороге дома показалась Кристина, Ванда чуть не зарыдала, и Кристина сама была совершенно шокирована столь необычно бурным проявлением чувств. Говорят, материнский инстинкт после рождения ребенка просыпается у женщины не сразу, иногда даже через довольно большой промежуток времени. Ванде для этого понадобилось больше двадцати лет.
Пора, мой друг, пора!
Вадиму казалось, что он понемногу впадает в зимнюю спячку. Что ж, поздняя осень. А ведь когда-то он почти не испытывал угнетения в это самое угнетающее в Питере время — конец осени — начало зимы, когда кое-как рассветает в десять и начинает темнеть в четыре.
А почему бы, собственно, и не спать? Что еще можно делать, и зачем вообще что-либо делать? Какая разница, каким тебя заберет курносая — чемпионом мира или последним пьянчужкой, богачом, который всю жизнь горбатился на свои миллионы, а возможно, и убивал себе подобных, или последним бедным инженеришкой, по воскресеньям мастерящим полки для книг из старых ящиков.
Пора, мой друг, пора!
покоя сердце просит.
Летят за днями дни,
и каждый час уносит
Частичку бытия…
Пару раз звонил Ник-Саныч, спрашивал, когда тот появится в клубе, надо же приступать к тренировкам, пусть сначала не в полную силу… Вадим, не в силах спорить с тренером, обещал в ближайшее же время появиться и никуда не шел. А потом и просто перестал подходить к телефону. Нонна Анатольевна наотрез отказалась, как она сама это называла, врать.
— Хорошо, говори, что я дома, но подходить не буду. Не желаю, — спокойно ответил Вадим.
Этот разговор переполнил чашу терпения Нонны Анатольевны. Она уже давно с тревогой наблюдала за состоянием сына, смотря, как он погружается в самую настоящую депрессию. Однако этот разговор возмутил ее.
— Вадим, — сказала она, — я стараюсь все понимать. Я знаю все твои обстоятельства. Но одного я понять не могу — почему мы с отцом должны содержать двадцатичетырехлетнего парня?
— А что я должен делать? Опять наниматься в какой-нибудь ЗДР?
— Нет, я не об этом. Ты собираешься возвращаться в теннис?
— Не собираюсь.
— Приятно слышать, — сказала Нонна Анатольевна, у которой от этих слов сжалось сердце. — И давно ты принял такое решение?
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151
— Вот криволапые! — тихо сказал Павлик девчонке. Это незамысловатое зрелище захватило Кристину.
Она очень пожалела, что у нее растянуты связки и она не может вместе с другими новичками подниматься в седло.
Когда через некоторое время к ней вошла Люся, Кристина робко спросила:
— Простите, а мне… можно будет когда-нибудь потом… тоже поучиться верховой езде?
— Ну конечно! Какой разговор! — ответила Люся.
Ванда приехала вечером, когда уже почти стемнело. Люсе удалось дозвониться до нее еще утром, но той надо было бежать в ларек: отпрашиваться было поздно, и ехать все равно не на чем. Только вечером, вынув все записные книжки подряд, Ванда начала обзванивать своих знакомых, в надежде вызвонить кого-нибудь с машиной, которая к тому же окажется на ходу. Вот как получилось, что она внезапно позвонила своему бывшему одногруппнику, с которым не виделась практически со дня окончания института. Одногруппник оказался при машине и без разговоров взялся выручить Ванду.
В начале одиннадцатого, когда жизнь на конюшне уже полностью затихает, ибо животные и люди, которые за ними ухаживают, ведут деревенский, а не городской образ жизни, во дворе раздалось отчаянное тарахтение, которое может издавать только «ушастый» «Запорожец».
Этот грубый и неотесанный пришелец из внешнего мира сразу же нарушил покой на островке, где продолжала царствовать лошадиная сила, — он фыркал, изрыгая выхлопные газы, трещал и дрожал, как будто вот-вот собирался то ли стартовать в космос, то ли на месте развалиться на куски. Это был далеко не самый респектабельный представитель автомобильного племени: правое крыло заметно попортила ржавчина, резина по рисунку рефлектора приближалась к колену, из четырех колпаков остался только один — на заднем левом колесе. Зато крышу, как корона, венчал выкрашенный бронзовой краской верхний багажник.
Из «Запорожца» выскочила Ванда, затем появился бородатый мужчина в очках, больше всего похожий на младшего научного сотрудника НИИ, хотя уже давно стал старшим научным. К этому времени Кристина уже смогла переодеться в собственную одежду, вычищенную и высушенную.
— Большое вам спасибо! — говорила Ванда Дмитрию и Людмиле. — А что с ней, собственно, произошло?
— А вот этого мы не знаем, — развела руками Люся. — Я пыталась ее расспрашивать, но она упорно молчит.
— Это, конечно, только мое предположение, но ее брали в заложники или что-то в таком роде. Возможно, похищали, — тихо сказал Дмитрий, чтобы не было слышно в доме. — Я видел ее руки. Она была связана. Я сразу обратил внимание на ее запястья — синяки, кожа содрана. Кроме того, она повредила связки, но это произошло не тогда, когда упала на дороге. Наверно, она прыгала откуда-то или перелезала через забор.
— В ту ночь как раз стреляли, — напомнила мужу Люся.
— Да, — кивнул головой Дмитрий, — ночью я слышал две автоматные очереди. Причем стреляли в той стороне, где строится поселок для богатых. Знаете, такие двух- трехэтажные особняки. И нашел я ее на дороге, которая вела туда… Вот такие факты.
— Бедная девочка, — покачал головой Вандин одногруппник.
Когда на пороге дома показалась Кристина, Ванда чуть не зарыдала, и Кристина сама была совершенно шокирована столь необычно бурным проявлением чувств. Говорят, материнский инстинкт после рождения ребенка просыпается у женщины не сразу, иногда даже через довольно большой промежуток времени. Ванде для этого понадобилось больше двадцати лет.
Пора, мой друг, пора!
Вадиму казалось, что он понемногу впадает в зимнюю спячку. Что ж, поздняя осень. А ведь когда-то он почти не испытывал угнетения в это самое угнетающее в Питере время — конец осени — начало зимы, когда кое-как рассветает в десять и начинает темнеть в четыре.
А почему бы, собственно, и не спать? Что еще можно делать, и зачем вообще что-либо делать? Какая разница, каким тебя заберет курносая — чемпионом мира или последним пьянчужкой, богачом, который всю жизнь горбатился на свои миллионы, а возможно, и убивал себе подобных, или последним бедным инженеришкой, по воскресеньям мастерящим полки для книг из старых ящиков.
Пора, мой друг, пора!
покоя сердце просит.
Летят за днями дни,
и каждый час уносит
Частичку бытия…
Пару раз звонил Ник-Саныч, спрашивал, когда тот появится в клубе, надо же приступать к тренировкам, пусть сначала не в полную силу… Вадим, не в силах спорить с тренером, обещал в ближайшее же время появиться и никуда не шел. А потом и просто перестал подходить к телефону. Нонна Анатольевна наотрез отказалась, как она сама это называла, врать.
— Хорошо, говори, что я дома, но подходить не буду. Не желаю, — спокойно ответил Вадим.
Этот разговор переполнил чашу терпения Нонны Анатольевны. Она уже давно с тревогой наблюдала за состоянием сына, смотря, как он погружается в самую настоящую депрессию. Однако этот разговор возмутил ее.
— Вадим, — сказала она, — я стараюсь все понимать. Я знаю все твои обстоятельства. Но одного я понять не могу — почему мы с отцом должны содержать двадцатичетырехлетнего парня?
— А что я должен делать? Опять наниматься в какой-нибудь ЗДР?
— Нет, я не об этом. Ты собираешься возвращаться в теннис?
— Не собираюсь.
— Приятно слышать, — сказала Нонна Анатольевна, у которой от этих слов сжалось сердце. — И давно ты принял такое решение?
—
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151